Близнецов позвал с собой только что вернувшийся из армии Иван, и было это в начале их первых школьных каникул. Ходил с ними и Вовка, который уже перешел в седьмой класс и слыл в Архарове задирой и драчуном. Алёнка увязалась за ними потому, что уже тогда ей было интереснее гулять с Кораблёвыми, чем с кем-либо из соседских девчонок. И вот когда всем им Иван купил по свечке и помог зажечь и поставить их у иконы Николая Чудотворца, Колька вдруг опустился перед этой иконой на колени и стал креститься и кланяться так, что даже сам Иван смотрел на него с удивлением. Алёнка же еле сдержалась, чтобы тоже не встать на колени рядом с ним, а вот неожиданных слёз своих удержать не смогла и выбежала из церкви как ошпаренная.
Потом она оправдывалась перед близнецами, объясняя, что ей просто соринка в глаз попала, но в то время как Сашка над ней подшучивал, Колька оставался серьезным, и Алёнке надолго запомнился его пристальный и какой-то печальный взгляд с отраженной в глазах синевой то ли неба, то ли озера, у которого сидели они втроем.
Теперь ей тоже захотелось встать на колени, и она уже собралась это сделать, как вдруг увидела бежавшего на причал турбазы человека. Сидящие в лодке братья были уже на середине озера, и Алёнка ясно видела, что на веслах сидит ее Колька, а Сашка что-то говорит ему, размахивая руками, однако человек этот притягивал к себе ее взгляд как магнитом. Скоро он уже стоял в катере, который развернулся и стал быстро отходить от причала, где уже появился еще кто-то, кого скрыли высоко взметнувшиеся за кормой волны. Сам же катер летел прямо к братьям, и Алёнке подумалось, что Колька с Сашкой забыли что-то на том берегу, как вдруг…
– Господи! – оглушил Алёнку пронзительный возглас деда Степана, и она невольно закрыла руками лицо.
Она не помнила, сколько времени глаза ее оставались в полной темноте. Может, всего несколько секунд это длилось, а может, целый час прошел после того, как руки сами опустились с лица. Только осознала себя Алёнка уже стоявшей над самым обрывом на коленях и видевшей, как в волнах за кормой удаляющегося к Большаку катера кувыркались обломки вдребезги разбитой лодки.
Дед Степан молча плакал. Ни звука не вырывалось из его груди. Залиты слезами были не только щеки, но и вся лохматая борода. От слёз она стала гладкой и ровной.
Взгляд Алёнки медленно блуждал по берегу и поверхности озера. Но в душе ее царил странный покой, словно все происходящее вокруг совершалось во сне.
Сон этот не был страшным. Все в нем было пронизано лучами яркого, но тихого света. Только непонятно было, откуда исходят эти лучи. И Алёнка спросила у кого-то невидимого, но – чувствовала она – внимательно наблюдающего за ней:
«Наверно, ты Бог?»
«Да, я Бог», – не услышала, а просто сразу поняла она и заулыбалась.
«Значит, и Колька тебя видит?» – был новый ее вопрос.
«Конечно, и Колька видит. И Сашка. И старший их брат Иван».
«А дед Степан?» – не унималась Алёнка.
«Дед Степан меня видит давно, еще с войны. Только никому из вас не говорит об этом. Думает, что вы ему не поверите».
«Ну, теперь-то наверняка скажет!» – Алёнка хотела засмеяться, но вдруг услышала облегченный, радостный вздох деда Степана:
– Слава Тебе, Господи!..
Тотчас Алёнкин сон улетучился, и широко открытые глаза ее увидели, как по озеру плывут, медленно приближаясь к берегу, братья Кораблёвы. Еще не разглядеть было, кто из них взмахивает руками впереди, а кто его догоняет, но Алёнке это было не важно.
Вечером Колька пришел к озеру один. Сашка больно ушиб ногу, выпрыгивая из лодки, но почувствовал это, только когда стал взбираться на берег из-под обрыва. Колька с Алёнкой подхватили его под руки и помогли дойти до дома, где тетя Женя отругала их всех, а потом накормила ухой из наловленных вчера вечером дедом Степаном окуней. Ел с ними эту уху и сам дед Степан, у которого борода почему-то была гладкая. Все видели его веселые голубые глаза и всё не могли на них насмотреться.
– Зря ты ушла, не дождавшись Ивана, – сказал Колька Алёнке, сидя рядышком с ней на ее сучке. – Он рассказал, как поймали Носа. Бандит так и не смог найти протоку на Большак. Представляешь, целый час тыкался на катере во все протоки, пока не намотал на винт водорослей и так и остался с носом! Не зря его Носом-то прозвали! Теперь в тюрьме он будет стыдиться своей клички!
– А кто теперь станет охранять турбазу? – спросила Алёнка.
Она вздохнула, вспомнив о судьбе своего глупого брата, но не желая говорить о нем с Колькой.
– Чего ее охранять-то! – воскликнул Колька и как бы нечаянно положил руку на Алёнкино плечо. – Иван сказал, что ее вообще закроют. До тех пор, пока не найдется новый директор. Но ее хочет купить Кутасов, ему только рожь надо убрать и выгодно продать осенью и зерно, и мясо… А еще Иван упросил деда рассказать легенду про наше Тихое озеро. Он так интересно умеет рассказывать! – с гордостью за деда сообщил Колька и попытался обнять Алёнку.
– Потом расскажешь мне легенду, – строго посмотрела она на него и вдруг принялась раскачивать сучок.
– Ты что?! – засмеялся Колька. – Мы же свалимся прямо в озеро!
– Ага! – улыбнулась Алёнка. – Боишься! А еще меня вздумал пугать какими-то страшными тайнами! Трус!
– Это я-то трус?! – воскликнул Колька и вдруг спрыгнул с сучка прямо в воду, утащив за собой и Алёнку…
Потом они сидели в мокрой одежде над обрывом и смотрели, как солнце опускалось в Большак, озаряя лес вокруг озера и облака над ним лучами такого теплого света, какой можно увидеть только в самом сладком девчоночьем сне.
– А все же признайся, Коля, страшно тебе было, когда катер вас раздавил? – спросила Алёнка, положив голову на Колькино плечо.
– Он не нас раздавил, а всего лишь нашу лодку, – ответил Колька, обняв ее сильной и горячей рукой. – Но скоро у нас будет своя настоящая моторка. Дед Степан сказал, что покажет нам, где на ней можно проплыть на Большак. А там, Алёнка, столько тайн, что и жизни не хватит все их раскрыть…
Ноябрь 2013
Об авторе и художнике этой книги
Валерий Алексеевич Клячин прожил недолгую, но яркую жизнь. Кроме занятий литературным творчеством он ходил на рыболовецких судах, работал в школе учителем литературы, был фермером и совершал многочисленные путешествия.
