Но мать тут же рот ему прикрыла своей ладонью и воскликнула:
«Не говори так никогда! Он не может не дожить. Он будет жить до ста лет, и, может статься, меня переживет».
«Ну, тогда, значит, и я не все знаю…» – вздохнул, опустив голову, Иван.
«Узнаешь, придет время», – был ее ответ.
«Нет, – подумал теперь Иван, выходя из парка на главную улицу Архарова. – Надо парням рассказать правду об их деде, а то так и будут считать его сумасшедшим. Вот сейчас самое время для такого рассказа…»
И он прибавил шагу, надеясь, что братья еще не ушли спать, а дожидаются его для серьезного разговора. Начать этот разговор Иван и решил с рассказа о том, как обидела в молодости их мать деда Степана своим самовольным уходом. И хотя сам Иван не мог до конца понять, почему дед Степан до сих пор не может простить свою непослушную дочь, успевшую за много лет после побега из отцовского дома искупить свою вину, ему хотелось, чтобы Колька с Сашкой посмотрели на дедушку другими глазами и полюбили его. Поэтому перед разговором о деде и матери он решил напомнить им легенду про их Тихое озеро, которую поведал ему однажды дед Степан. Может быть, и вправду, все было так, а может, старик сам эту историю и сочинил, но она Ивану очень понравилась.
Когда-то все Тихое озеро располагалось там, где сейчас скрывается от людей среди непролазных болот и дремучих лесов Большак, а на месте нынешней, обжитой людьми части его находилось безымянное, мелкое и заросшее камышами озерцо, какому даже и названия не было. Озерцо это могло бы совсем высохнуть, если бы не впадающая в большое озеро речка Свийка, которая каждую весну разливалась так широко, что казалось, будто само Тихое озеро расширялось до Архарова.
Но летом возле села опять оставалась лишь мелкая лужица, в которой даже детворе было не искупаться. А Свийка текла себе тихонечко мимо, и архаровцы могли спокойно плавать по ней на лодках в большое озеро за рыбой, которой там было видимо-невидимо. Они так и называли промеж собой Тихое озеро отцом, а Свийку – его любимой дочкой.
И этот отец так любил свою дочку, что хотел, чтобы она стала большой рекой, и искал для нее прямую дорогу через леса и болота к Волге, которая несла свои мощные воды в далекое море в ста километрах от него. Однако весенние разливы отнимали у Свийки много воды, так что пробиться к Волге летом и осенью ей силы не хватало. Тогда Большак запретил ей разливаться и даже принялся намывать заградительную дамбу между ней и этой безымянной лужей, только на то и способной, чтобы питать собой корни росших вокруг нее высоких корабельных сосен.
Но Свийка оказалась непослушной дочерью и каждой весной продолжала заполнять своей водой полюбившееся ей озерцо. А однажды, после особенно полноводной весны, осталась в объятиях своего возлюбленного навсегда, наполнив его собой так, что он стал весьма глубоким и широким озером, вставшим между ней и ее отцом, и даже присвоившим себе его имя, несмотря на то что кое-кто из сельских стал называть его Корабельным.
Когда же в Архарово приехали географы и топографы, то они так и нарисовали на своих картах Тихое озеро – распростертым до самого села. Конечно, отец на свою дочку-изменницу обиделся и отгородился от наглого зятя зарослями ив и остатками недостроенной дамбы. Только одна свободная протока и осталась между ними, потому что расстаться с дочкой навсегда отец не мог: скоро бы зачах, обмелел и умер. Протока эта осталась тайной и для людей, и для новоявленного озера, и лишь тот, кто умеет увидеть прежнее течение Свийки, мог этот проход на Большак найти.
Когда Иван услышал эту легенду от деда Степана, то усмехнулся и хотел уличить старика во лжи, потому что уж очень похожа была дедова байка на историю его отношений с матерью. Однако, подумав, решил не обижать старика, который не сам же дал себе фамилию Тихонов, а всем предкам Ивана по отцовской линии – Кораблёвы. Даже немного жутковато сделалось Ивану от такого совпадения, и теперь он хотел поручить Кольке с Сашкой разгадать эту наследственную тайну, которая должна была увлечь их сильнее, чем преступная связь с каким-то залетным бандитом Носом.
Но вдруг Иван вспомнил, что фамилия у этого Носа была Архаров, и даже остановился посреди дороги, почувствовав в этом какой-то зловещий смысл. Если бы не встал он возле клуба, где в это время начинала собираться на дискотеку молодежь, то, возможно, он этот смысл попытался бы понять. Но спешащие на танцы парни вели себя так шумно, что привлекли к себе внимание Ивана.
Сельский клуб стоял на центральной улице, которая располагалась ближе всех к озеру и на которой, только в противоположном конце, жили Кораблёвы. Три другие улицы поднимались одна за другой по склону широкого холма и соединяли парк, в глубине которого оставалась заброшенная старая школа и избушка деда Степана, с участком новой школы. Так вот, и клуб, и магазин находились у парка, но пройти от них к берегу Тихого было невозможно, потому что хитрая речка Свийка впадала в него не сразу, а тянулась вдоль его берега, отсекая село от озера и собой, и густыми зарослями ивняка по обоим ее берегам.
Даже если бы кому-то из подвыпивших парней и удалось пересечь ее напрямую, до озерного берега он добрался бы, изрядно вымокнув в болоте. Поэтому любители искупнуться после дискотеки шли с громкими криками и песнями сначала по центральной улице, а потом по проулку вдоль забора Стремневых. Конечно же и обратно они могли вернуться лишь тем же путем.
Поэтому Иван был очень удивлен, увидев четверых незнакомых ему, а значит неместных, парней, идущих к клубу с берега озера напрямую. С первого же взгляда на них он понял, что они пьяные. Один из них то и дело спотыкался и падал, тогда как остальные громко над ним хохотали. Их спортивные костюмы были мокрыми насквозь, а тот, кто падал, шел босяком – должно быть, потерял в Свийке или в болоте перед ней свои ботинки. Однако, когда они проходили мимо стоявшего на дороге Ивана, ни запаха спиртного, ни перегара он не почувствовал и решил остановить этих весельчаков.
– Откуда это вы топаете? – спросил он. – Уж не с озера ли?
– Так точно! – отрапортовал ему один из них и приложил вытянутую ладонь к виску, как солдат. – Разрешите доложить, товарищ генерал, водное препятствие успешно форсировано, погибших и раненых в команде нет!
И он опять захохотал, приятели поддержали его таким же идиотским хохотом.
– Понятно, – сказал Иван. – Пьяные. Пьяным-то, оно конечно, и море по колено.
– Никак нет! – снова вытянулся по стойке «смирно» изображающий из себя солдата. – Нам пить и курить запрещено!
– А ну дыхни! – приказал Иван командирским голосом.
– Есть дыхнуть! – отчеканил парень и выдохнул в лицо Ивану.
Действительно, вином от него не пахло, но глаза были пьяными, с расширенными, блестящими в свете уличного фонаря зрачками, а выражение лица совершенно не соответствовало его веселому настроению. Грустным, даже каким-то скорбным было его покрасневшее лицо. Такими же красными были трое его друзей, и Иван все понял: они находились под действием наркотиков.
