О всех этих слухах и домыслах Иван знал давно, однако не придавал им никакого значения. Мало ли что люди болтают! Но теперь, после того как братьев надумал взять под свой контроль Нос, Иван почувствовал большую опасность для них. Потому-то и поспешил навестить фермера и разузнать о турбазе как можно больше.
Кутасов рассказывать о своих соседях не спешил. Сначала Ивану показалось даже, что никакой вражды между ними уже и нет. Даже на вопрос о Носе фермер ответил с добродушной улыбкой, что после его появления на турбазе все стало спокойно.
– Он ведь не только турбазу, но и меня стережет, – сказал Александр Борисович, когда Иван осторожно спросил его про начальника охраны, и весело пояснил: – Кто же ко мне сунется, когда рядом целая рота головорезов!
Это было для Ивана второй неприятной новостью. А первую – о заработке парней – он еще обдумывал, чувствуя, что Кутасов скрывает от него правду. Он сказал, что оплата будет зависеть от собранного зерна, но так никогда не бывало даже в колхозе. От урожая зависел размер премии механизаторам, трудившимся на полях от зари до зари, и всякий комбайнер заранее знал, сколько получит по договору с колхозом. Получалось, что парни работали у Кутасова без всякого договора и вряд ли представляют себе, какой урожай будет считаться плохим, а какой – богатым.
Новость же о благодушном отношении Кутасова к Носу заставила Ивана насторожиться. Конечно, он понял, что Александр Борисович здесь просто неловко пошутил, но больно уж мрачной выходила его шутка. Вряд ли фермер был рад роте головорезов у себя под боком. А если не рад, то, значит, ждет какой-то гадости от них.
– Ну а как мои братишки меньшие работают? – спросил Иван, чтобы сменить тему. – Справляются со своим комбайном?
– Еще как! – искренне воскликнул Кутасов. – Я бы хоть сейчас одного из них на второй комбайн посадил!
– В чем же дело? – насторожился Иван. – Денег жалко?
– Не в деньгах дело… – Александр Борисович замялся и старался не смотреть Ивану прямо в глаза. – Тут такое дело… Видел я сегодня ночью, как один из охранников с турбазы к вам на тот берег греб…
– Может, у него в Архарове зазноба завелась? – сказал Иван, почувствовав пробежавший по спине холодок.
– Да нет, Иван… – вздохнул Кутасов. – От зазнобы так быстро не возвращаются. Дело у него какое-то… до твоих братьев.
– Почему ты так решил? – Иван нахмурился и сжал кулаки. – Что у них может быть общего с турбазой? Сопливы еще…
– В том-то и дело, что сопливы. Это-то меня и смущает, – вдруг стал откровенным фермер. – Как бы эти сопли их до беды не довели. От этого Архарова добра ждать не приходится. Стало быть, он замыслил какое-то зло с помощью твоих братьев сотворить. Я ведь видел, как он вчера с ними о чем-то в лодке беседовал. Ты бы проследил за ними, Иван… Они ведь могут и не разобрать, где зло, а где добро. А Нос – баднюга хитрый, и денежка у него водится…
– Ты, Александр Борисович, давай уж, коли начал, все выкладывай, – строго сказал Иван. – Да поскорее. Не хочу, чтобы братья меня здесь видели.
– Они не увидят, так с турбазы тебя уже засекли! – усмехнулся Кутасов. – А выкладывать мне больше и нечего. Сам понимаешь, я тут как на границе живу. Кругом диверсанты шастают…
– Понял, – кивнул Иван и заспешил к своему «уазику». – А Носу скажи, что я тебе делянку в лесу выделил и приезжал тебя известить об этом.
– А ты мне ее, и правда, выделил?! – обрадовался Кутасов.
Но Иван ему не ответил и скоро был уже далеко от его имения, на дороге, идущей вдоль поля к болоту.
7. След в песке
Весь день братья Кораблёвы работали молча, сменяя друг друга у штурвала и терпеливо дожидаясь, когда к ним вернется отвозивший зерно на ток трактор с двумя высокобортными прицепами. Трактором правила старшая дочь Кутасова Анюта, которая не уставала посмеиваться над мальчишками, но в этот день они на ее шутки не отзывались. Как только она к их комбайну подъезжала, не давая ей и рта открыть, братья запускали свой агрегат и, не глядя на трактористку, устремлялись на приступ начавших склоняться к свежей стерне колосьев. Останавливаться же им приходилось потому, что Анюта, как ни спешила, вернуться с пустыми прицепами к комбайну до того, как наполнится зерном его вместительный бункер, не успевала. По полчаса проводили Колька с Сашкой без дела, прохаживаясь перед жаткой или забираясь наверх – к веялке, но почти не говоря друг с другом.
Они ждали. Ждали окончания рабочего дня и встречи с Носом у лодки. Решение ответить на его предложение согласием было у них готово еще ночью. Только они хотели поставить свое условие, и теперь каждый снова и снова обдумывал его. Братья надеялись обмануть начальника охраны, чего бы им это ни стоило. Понимание того, что Нос нуждается именно в их помощи и никто другой ему для столь опасного и важного дела не подойдет, придавало им уверенности в том, что их обман удастся и останется в глубокой тайне. Потому-то они и старались молчать, чтобы ненароком никому не проговориться.
А то, что Нос предложил им дело опасное, сомнения не вызывало. Иначе этот взрослый мужик, обучавший на турбазе русскому бою не только своих бойцов, но и городских спортсменов, не стал бы и разговаривать с простыми деревенскими мальчишками, не то что искать с ними тайных встреч и шептаться с оглядкой. И человека своего, тоже уже далеко не юношу, не стал бы к ним ночью через озеро отправлять. Нешуточным было его дело, и братья понимали, что, если что-то пойдет не так, Нос может их и убить, о чем он сам вчера прямо так и сказал Кольке.
Но что может быть опасного в простой перевозке с одного берега на другой чего-то нужного Носу там, на турбазе? И почему перевезти эту штуковину должны были именно они? Ни Колька, ни Сашка пока догадаться не могли. Так же как их брату Ивану, им первым делом представилась бомба, но, так же как брат Иван, они версию с бомбой отвергли. При этом близнецы еще и не знали, кто и как им в Архарове этот груз должен был передать. Получалось как в сказке: «Поди туда, не знаю куда, и привези то, не знаю что». А вот этого-то братья Кораблёвы и не хотели делать. Поэтому и собирались выставить Носу непременное условие: они должны заранее всё знать.
Наконец мучительный для них день стал заканчиваться. Солнышко спустилось к озерному Большаку, и миллионы его лучей засверкали в пыльном от ржаной шелухи воздухе, просачиваясь сквозь ветви и листву прибрежных ив и мохнатых сосен. Остро запахло соломой, разбросанной по скошенному полю копнителем их комбайна. Анюта подъехала к бункеру в последний раз и уже не смеялась – устала. Значит, пора было закругляться, и стоявший у рычагов Сашка отъехал чуть назад, а потом повернул штурвал и уверенно погнал комбайн к току.
