Валенки не вязались с шапкой-медвежонком. И тем, как дядька смотрел на нее. Его взгляд мне напомнил экспонат в «Экспериментаниуме», куда меня как-то водил Серёня. Поток воздуха держит шарик. Шарик кувыркается, но на пол не падает. Взгляд дядьки держал девочку, как шарик, хотя она даже на него не смотрела.
Я взглянула на ледяную дорогу. Потом снова – на них. Девочка комкала в руках какой-то пакет. Пакет шуршал, и этот звук не давал пройти мимо.
Мне не понравилась эта парочка. Настолько не понравилась, что я решила вмешаться.
Пошарила в кармане, нашла бумажку. Осторожно шагнула к ним. Когда я подошла, девочка по-воробьиному вздернула голову и испуганно посмотрела на меня.
– Добрый день, – хрипло сказала я и протянула им бумажку, – в нашем кафе сегодня акция. Купи́те один кофе – второй полу́чите бесплатно. Вот флаер.
Я протянула флаер им обоим. Никто даже не сделал попытки взять. Дядька медленно отвел глаза от девочки. А она дернулась и задышала часто-часто.
Дядька теперь уставился на меня. У него были толстые губы, толстые щеки, и веки тоже были какими-то толстыми, а глаза странные, бутылочного цвета, как будто ничего не выражающие. Но у меня внутри застучало-заколотилось. Казалось, что смотрит, смотрит, а потом – как укусит за куртку! А девочка все дышала-дышала-дышала и даже головой дергала в такт дыханию. Я набрала воздуху, как перед прыжком в воду, и затараторила, обращаясь к девочке:
– Слушай! Ты такая красивая! А тебе никто не предлагал в рекламе сняться? Я работаю в одном агентстве. Нам как раз нужны девочки, чтобы зубную пасту рекламировать.
Я несла эту чушь, а про себя молила: «Ну скажи, мужик, скажи: «Отвалите, барышня, от моей дочери со своими идиотскими предложениями!» А лучше пусть она спросит: «Пап! Можно?» Она спросит, а я признаюсь с облегчением, что наврала, и пойду домой. Медленно, но спокойно.
Девочка молчала. И он тоже. Только смотрел на меня своими странными глазами.
– Давай? Пойдем со мной? – весело сказала я девочке. – Заодно к твоим родителям зайдем, спросим разрешения.
Дядька вдруг оглянулся. Так, как воры в фильмах оглядываются, прежде чем в квартиру войти.
«Нож достанет!» – психанула я.
Сделала один ватный шаг, схватила девочку за плечо и подняла ее.
Девочка застыла и зажмурилась. И я испугалась, что она сейчас грохнется в обморок, потом опустила глаза и увидела, что этот боров держит ее за руку. За запястье. У нее часы были на запястье. Красный резиновый ремешок виднелся под его толстыми пальцами. А другая рука борова была в кармане.
Кричать в пустом ледяном сквере было жутко да и бесполезно, но я решилась:
– Полиция! – И погромче: – Помогите!
Ухмылка. По мне пронеслась волна мурашек: у него не было двух передних зубов, и улыбался он, по-звериному растягивая толстые губы. Он вытащил вторую руку, пустую, и потянулся ко мне. Но тут мы оба повернули головы к метро: оттуда вышла тетка, за ней – двое парней в синих спортивных куртках.
Он разжал пальцы, а я дернула девочку за плечо, увлекая за собой к магазину, к аптеке, к людям. Она топала по ледяной дороге, и ноги у нее разъезжались, как у только что родившегося Бэмби.
Глава вторая
Лиля
Так мы и ползли по скользкой дороге, как мухи по стеклу. Я впереди – она за мной. Я не оборачивалась, да и девчонка сосредоточилась только на своих ногах. Навстречу нам шли люди, и образ получеловека-полумедведя переставал пугать, растворялся в первых солнечных лучах. Я даже зевнула и на секунду забыла о своей спутнице, но потом снова вспомнила и спросила, когда мы добрели до светофора:
– Ну и чего?
Она вскинула на меня глаза. Серьезные, светло-голубые, а ресницы темные, как накрашенные.
– Что – чего? – тихо спросила она.
И я увидела у нее на верхних зубах пластинку. Из-за нее она слегка шепелявила.
– Чего ты со мной идешь? – спросила я. – Ты правда думаешь, что мы идем рекламировать зубную пасту?
Она покачала головой.
– Нет… Я поняла, что вы… так сказали… чтобы он там остался…
– Хорошо, что поняла, – подбодрила я ее. – Значит, крыша у тебя на месте.
Я думала ее рассмешить, но она неожиданно нахмурилась и отвернулась. Из-под шапки торчала светлая коса.
– А кто это был? – полюбопытствовала я.
– Не знаю… Он просто сказал: «Сядь сюда». Ну я испугалась и села с ним.
– Чего испугалась? – не поняла я.
– Ну, что он рассердится, если не сяду.
– И что?
– Ну, кричать на меня начнет. Ругать, – добавила она шепотом, по-прежнему глядя в сторону.
– Ругать?.. – повторила я. – Все-таки с крышей у тебя нелады. Протекает. Ладно. Все хорошо, что хорошо кончается. Иди домой. Тебя, наверное, мама ждет.
Тут она посмотрела на меня и помотала головой.
– Почему? – нахмурилась я, глянув на светофор.
До зеленого оставалось двадцать секунд. Потом мне останется перейти дорогу и войти в подъезд моего дома.
– Я не могу туда.
– Почему?! А-а! Ты из дома сбежала?
Она кивнула.
– Ну ты даешь! – восхищенно сказала я. – У меня никогда не получалось дальше подъезда уйти. Только скажу: «Всё, из дома ухожу!» – мать сразу за мной бежит и извиняется.
Ее лицо скривилось, будто ей сказали какую-то гадость. Странная девочка, что и говорить.
– Короче, иди домой спокойно, – серьезно сказала я. – Они там наверняка уже с ума посходили и вполне готовы простить тебе все. Ты из-за чего сбежала? Из-за двойки? Или тебя бьют дома?
– Как – бьют? – испугалась она.
– О, крыша не только протекает, из нее еще и песок сыплется! – усмехнулась я.
– Нет, я знаю, как бить можно, – торопливо прибавила она. – Но кто? Кто меня бить может? У меня только мама с папой. Никаких злых теток, никого…
– А почему ты сбежала из дома?
Она молчала. Загорелся зеленый.
– Ну пока, что ли…
– Подождите!
Она вдруг вцепилась в мой рукав.
– Зеленый! – сердито сказала я.
– Не могу, не могу домой! Дома на меня стены наезжают.
– Чего? – опешила я. И подумала: «Она, может, с приветом?»
– Вы только не думайте, что я сумасшедшая, пожалуйста, – торопливо прибавила она, шепелявя еще сильнее. – У меня нормальная крыша.
