— Погоди… Ты про дружку уже что-то говорил… Это кто такой-то?
— Ну ты и издалека же приехал! — На этот раз Малко улыбнулся ободряюще. — Дружка — главный человек на свадьбе, распорядитель всего. Но у нас какая свадьба? Беглая. Дружки не будет. С другой стороны, если обряд не сделать, то не видать молодым счастья. Значит, смотри, сейчас друг его какой-нибудь возьмет солонку, калач…
Другом Найдёна оказался Кривош.
Он быстро и точно сделал все так, как и рассказывал Малко.
Гости поднялись.
Жених и невеста остались сидеть.
Живко взял их руки в свою огромную, как блюдо, ладонь, как бы связав воедино, и начал речь.
И с каждым его словом полковник чувствовал, как хмель выветривается у него из головы.
«Неужели они нашли то, что искали? Как это?.. „Узрели", да… Вот так вот просто, случайно… Хотя как — случайно? Дорога привела. А она всегда знает, что делает».
— Жизнь стоит на любви, — начал Живко. — А любовь — это всегда сочетание радости и печали. Так задумано богами, чтобы мы не зазнавались слишком, но в то же время во тьме грусти все время не пропадали. Но мы забываем о замысле богов. И боги, чтобы заставить нас вспомнить о юдоли и радости, идущих вместе, придумали свадьбу. Нигде, как на свадьбе, печаль и радость не бывают так дружны. Любимая дочь уходит от нас — и мы грустим. Любимая дочь обрела надежную крепость — и мы радуемся. На свадьбе мы задумываемся о прожитых годах — и грустим. На свадьбе мы думаем о будущих внуках — и радуемся. — Антошину показалось, что Живко посмотрел ему прямо в глаза и произнес, почему-то четко отделяя слова: — Свадьба — это когда радость и юдоль вместе.
Антошин радостно посмотрел на Малко — мальчишка спал.
Не дождавшись конца речи Живко, под недоуменными взглядами гостей Антошин, пошатываясь, вышел на улицу.
Вук, обиженный тем, что его не взяли на праздник, тут же опустился ему на плечо.
Прямо от дома Живко через деревню шла дорога. И Антошин знал каким-то абсолютным, точным знанием: если пойти по этой дороге, придешь к избе на куриножке. Точно придешь. И быстро придешь. Прямо к этой самой Бабе Яге, которая, оказывается, на самом деле существует.
— Эй! — окликнул его из темноты женский голос.
Антошин обернулся.
Длинноволоска.
На ней было черное длинное платье, сливающееся с темнотой. Белые волосы светились под лунным светом, и казалось, прекрасная женская голова сама по себе, отдельно плывет в темноте.
— Ты однажды спас меня, — сказала Длинноволоска. — И потому я пришла к тебе. Дорога вела меня, и она не ошиблась. Дорога никогда не ошибается. Впрочем, тут поблизости деревень-то и нет, кроме этой. И вот я пришла к тебе.
Антошин отшатнулся.
— Мне показалось, ты — справедливый человек. И мудрый: ты понимаешь наш язык. И потому я пришла к тебе.
Голова шумела, мысли путались.
Прекрасная женщина пришла к нему с добрыми словами. Ночь. Никого.
Она пришла к нему.
Что он должен делать? Понятно, что он должен делать. Что всегда делал, когда к нему приходили прекрасные женщины.
Нет, не то.
Баба Яга. Да. Правильно. Главная ведьма.
Вот дорога. Надо идти по ней. А там уж молодильные яблоки близко. Выспаться. И в путь.
А эта Длинноволоска тут при чем? Да ни при чем она вовсе! Они ведь уже нашли радость и юдоль вместе. Нашли именно там, где и не искали.
— Я не могу тебя умолять, — прошептала Длинноволоска. — У меня нет права на мольбу, я понимаю это. Но я прошу: не уходи, не поговорив со мной. Я очень тебя прошу!
Она подошла к полковнику и страстно, по-женски поцеловала его.
«Боже! — подумал Антошин. — Последний раз я целовался с женщинами много веков назад или вперед? Когда?»
Эта была последняя мысль, которая сумела родиться в его голове.
Полковник упал прямо на дороге и уснул.
8
Проснулся Антошин в избе.
Заботливые люди положили его на скамью и даже поставили рядом блюдо с тем самым похмельем, про которое рассказывал Малко.
Сначала он выпил рассол, потом съел несколько кусков маринованного мяса.
Полковник Антошин Николай Васильевич выпивать особенно не любил. Но нет в России такого мужчины, который хотя бы несколько раз за свою жизнь утром не мучился из-за выпитого вчера. И Антошин пожалел, что потомки не сохранили рецепт похмелья, — знатная вещь! Слово сохранили, а рецепт забыли… Лучше бы наоборот.
Он еще отхлебнул. Съел кусок мяса.
Мир начал приобретать туманные, но все-таки весьма конкретные очертания.
Съев еще кусок и запив его рассолом, Антошин попытался вспомнить, что произошло вчера.
Свадьба… Много еды, питья… Мед — это не то, что собирают пчелы, это, пожалуй, виски древней Руси.
Нет, не то… Что-то было важное.
Пели. Грустные песни на веселой свадьбе.
Это к чему?
Муха отвратительно жужжала над самым ухом. Надо поднять руку, отогнать ее. Сил только нет.
Грустные песни на веселой свадьбе… Это к чему?
Ах да! Они отыскали радость и юдоль вместе. Оказалось, что это свадьба.
Всё! Нашли, что искали! Конечно! Теперь надо шагать за молодильными яблоками!
Антошин вспомнил про широкую дорогу, идущую прямо от дома Живко. По этой дороге надо идти к избушке на куриножке. Антошин точно помнил свои вчерашние ощущения: это та самая, нужная им с Малко дорога.
А дорога не обманывает…
Кто-то вчера говорил эти слова. Кто?
Живко? Нет. Какие-то мысли у самого Антошина в голове были про дорогу, но Живко размышлял про любовь.
Любовь…
Что-то вчера случилось такое — хорошее и опасное одновременно.
Хорошее и опасное одновременно… Любовь… Женщина…
Длинноволоска!
Да! Она же возникла вчера неясно откуда!
Красивая Длинноволоска… После того как не стало Ирэны, полковник таких красивых женщин, пожалуй, и не встречал.
А может, приснилось?
Нет, чего б ему вдруг малознакомые женщины снились?
Приходила, точно приходила!
Антошин еще выпил вкусного рассола. Выловил мягкое и вправду тающее во рту мясо.
Голова, кажется, окончательно просветлела.
Полковник свесил ноги со скамьи, попробовал встать.
Мир покачался недолго и зафиксировался. Встать удалось.
Антошин допил остатки похмелья, вышел на крыльцо и замер.
