Полковнику стало не по себе.
— Вместе, — снова повторила старуха и протянула ему кусок веревки.
Веревка была другая, не его. Да и бог с ней… Может, и хорошо? Может, веревка сумасшедшей бабки окажется более воспламеняемой?
Антошин улыбнулся (с сумасшедшими ведь надо по-доброму) и произнес как умел ласково:
— Давайте вашей попробуем. Вдруг лучше получится?
Он протянул руку к веревке.
И тут прямо перед его глазами за бабушкиной спиной вспыхнул свет. Огонь!
Сначала показалось, что свет каким-то непостижимым образом висит над землей. Но потом стало ясно: его держит человек.
— Не бери у нее ничего! — крикнул человек с огнем. — Не вздумай что-нибудь у нее брать!
Старуха, не мигая, смотрела на Антошина своим сверкающим глазом.
— Давай вместе! Давай! Вместе! Сообща! — повторяла она.
Человек с огнем в руках подбежал к старухе, прочерчивая на ходу факелом, как кистью, странные фантасмагорические узоры. Потом он остановился и, пританцовывая, запричитал:
— «Плакун! Плакун! Плакал ты долго и много, а выплакал мало. Не катись твои слезы по чистому полю, не разносись твой вой по синему морю, будь ты страшен бесам и полубесам, старым ведьмам киевским и Лиху Одноглазому».
Старуха пошатнулась, но устояла на ногах.
А человек продолжал свои заклинания:
— «А не дадут тебе позорища, утопи его в слезах, да убегут от твоего позорища! Будь мое слово при тебе крепко и твердо век веком! Век веком! Да поможет мне Сварожич — сын Сварога! Да поможет мне!»
Как исчезла старуха, полковник не заметил. Казалось, она просто растаяла в черном лесу.
Выскочила луна. И Антошин увидел, что вместе с сумасшедшей бабкой исчез и пенек, на котором она сидела.
«Эта старуха пеньки с собой, что ли, носит, как складные стульчики? — удивился Антошин. — Бред какой-то…»
Человек положил горящий факел на землю и произнес:
— Давай накидаем на него веток — будет костер… Ты меня спас. И я тебя спас. Это правильно.
Костер начал разгораться. В его веселом свете разглядеть человека напротив было совсем просто. Впрочем, Антошин давно уже узнал его по голосу.
Сомнений не было: перед ним сидел Малко.
Пламя поднималось всё выше.
«Если костер не погребальный, он всегда горит весело», — подумал Антошин.
Малко еще подкинул веток в огонь и спросил:
— Ты, что ли, не знаешь, что с Лихом Одноглазым встречаться нельзя? Если с Лихом Одноглазым встретишься, оно на тебя такую порчу наведет — век мучиться будешь.
Полковник усмехнулся:
— Ты ничего не путаешь, Малко? Я же встречался с ним, говорил. Где же порча? Или она позже возникнет? Как тут у вас принято?
— Не волнуйся. — Малко шевелил ветки в костре. — Почему-то не смогло оно тебя пронять. Видать, потому, что ты инородец.
— Инородец, — согласился Антошин.
— Странно. А я думал, инородцы немые всегда. — Малко задумчиво помолчал и продолжил: — Вот если бы вы с ним руки друг другу пожали — тогда уж всё. Конец тогда уж. Инородец ли ты говорящий или местный кто — все одно конец.
Мальчик внимательно посмотрел на Антошина.
«Сколько ему лет? Тринадцать? Четырнадцать? Больше? — подумал Антошин. — Хотя… Если у человека на глазах зверски убивают родителей, он, наверное, мгновенно становится взрослым. А может, вообще здесь дети быстрей взрослеют. Мой-то сын его ровесник, а совсем пацан. А этот — уже мужчина».
Малко прошелся по поляне, взял оба меча, которые принес с собой Антошин, и на всякий случай положил рядом с собой.
Он посмотрел на полковника и спросил требовательно:
— Я немножко понимаю язык обров… Мало, но понимаю… Ты ведь сказал им, что я — твой друг. Зачем ты это сказал? Почему ты спас меня? Прежде чем я тебя убью, я должен это выяснить… Отец говорил, что тайна для того и существует, чтобы ее раскрывать.
«Опять меня собираются убивать… — вздохнул Антошин. — Как же мне это надоело!»
4
Ночная птица, ухнув, пролетела над самым костром и растворилась в темноте леса.
Малко не обратил на нее никакого внимания. Он смотрел на Антошина так пристально, что полковник не выдержал его взгляда и опустил глаза.
Антошин заканчивал свой рассказ. Рассказ был сбивчивый. Про некую заоблачную страну, из которой явился полковник. Про то, что он ничего не ведает об их жизни и нравах, но зато умеет разговаривать на любом языке, потому что у них, в заоблачной стране, с этим просто.
Антошин понимал, что мальчик не сможет поверить в то, что он только что рассказал, и сейчас начнутся вопросы.
И они начались.
Малко приступил к самому серьезному для себя вопросу:
— Ты правда не знаешь, что Сварог — наш главный бог?
Полковник улыбнулся виновато, как нашкодивший школьник.
— И тебе неведомо, — продолжал Малко, — что Сварог создал людей из камня? Что он — отец земного огня Сварожича? — Малко поднял глаза к небу и сказал еще тише: — Что однажды ударил он молотком по бел-горюч камню Алатырю, и открылась крыница, и растеклось по небу звездное молоко?
— Я не знаю этого.
— Тебе и вправду неизвестно, что Вырий — это место, куда попадают души умерших людей?
— Значит, Вырий — это ваш рай, — произнес полковник тихо, а громко спросил: — И что, в Вырий попадают все или только самые достойные? Ад у вас есть?
Даже в красном свете костра было заметно, как мальчик побледнел, услышав этот вопрос.
Малко перевел дыхание.
— Что такое «ад», я не знаю. Но скажи: разве среди умерших могут быть недостойные? Разве смерть не уравнивает всех?
«Понятно, — подумал Антошин. — Вырий — это демократический вариант рая. Если верить нашему Богу, то в рай попадают только достойные. А у них попадают все. Понятно».
— Откуда же ты идешь, если не знаешь таких простых вещей? — удивленно спросил Малко.
Полковнику хотелось сказать: «Парень, да какая тебе разница, откуда я иду? Главное, я иду по дороге, по которой вдвоем с тобой идти будет гораздо легче и веселее. Пойдем вместе, найдем молодильные яблоки, узнаем тайну бессмертия… Мне нужен проводник в этой странной и чудесной стране. Что тебе делать тут одному, сироте? А дорога — это всего лишь жизнь с приключениями. Пошли, а?»
Антошин посмотрел на мечи, лежащие рядом с парнем… На их гладких поверхностях воинственно играл огонь.
В любой момент Малко мог взять их и отсечь полковнику голову. Обозленного подростка ничто не остановит. Кроме чуда. Только чудо может уберечь обозленных детей от безрассудных поступков.
