Разбила княгиня стан неподалеку от города, ждет пеню.
А древляне голубей ловят – на крышах домов своих, на застрехах, на зерно рассыпанное выманивают, собирают дань для глупой киевской княгини.
Скоро собрали, еще солнце не село – несут голубей. В корзинках, в котомках, в мешках кожаных.
Только ушли древляне, пеню свою оставив – достали княгинины слуги из вьюков паклю, да воск, да смолу. Каждому голубю к лапам паклю привязывают, смолой пропитывают, воском запечатывают. Как со всеми голубями управились – зажгли смоляные факелы, подожгли просмоленную паклю на голубиных лапах и выпустили голубей.
У голубей лапы горят, заметались голуби в небе огненными сполохами, а потом домой полетели, на гнезда свои, на крыши, под застрехи города Коростеня.
Смотрят древляне – что за диво дивное, что за чудо небывалое?
Только было село солнце за темный лес – и снова небо светом озарилось: летят по небу жар-птицы!
Смотрят древляне, дивуются, друг другу на чудесных птиц показывают – а птицы эти садятся на крытые соломой крыши, влетают под тесовые застрехи.
И запылал деревянный город Коростень!
Не с четырех концов – с четырех сотен!
Ахнуть древляне не успели – как уж весь их город полыхал, как огромный костер. Поминальный костер по светлому князю Игорю.
А княгиня стояла перед воротами, и смотрела на этот костер, и говорила:
– Будете же вы помнить Игоревы поминки!
Страшный крик к небу поднялся, страшный стон.
Воины древлянские со стен слезли, дома свои тушить побежали, имение свое спасать, детей малых.
Тут-то воины княгинины подошли, без труда стенами овладели, ворота отворили, ворвались в Коростень и принялись избивать древлян, не разбирая, кто правый, кто виноватый.
Вечером, несмотря ни на что, Лена все же заснула.
И ей снова приснился тот же кошмар, что несколько дней назад – еще до всех ужасных событий, перевернувших ее жизнь. Еще до того, как она узнала о смерти Олега.
Ей снова снилось, что она находится в глубокой яме, или в погребе, темном и сыром, и к ней из глубины этого погреба тянутся болезненные белесые щупальца, похожие на картофельные ростки. Белесые щупальца тянутся к ней, пытаются ее оплести. Их прикосновения, влажные и холодные, отвратительны, Лене кажется, что они оставляют на ее коже несмываемые следы, что ей отныне придется носить на теле эти следы, как бледные татуировки.
Но в отличие от прежнего сна, теперь она видит, откуда растут эти щупальца. Они тянутся от огромных, бесформенных картофелин… нет, не от картофелин! Приглядевшись, Лена разглядела человеческие головы, головы со знакомыми лицами.
Вот картофелина с наглым и злым лицом сутенера Ахмета, пустые безжалостные глаза и зализанные черные волосы довершают сходство… вот глупое и самоуверенное лицо мужчины, подсевшего к Лене в ресторане… вот бледное, больное лицо доктора-наркомана Евгения Петровича, узкие бескровные губы, застарелый страх в глазах… вот картофелина с лицом майора Мелентьева – Лена узнала его круглое лицо с маленькими, злыми свиными глазками…
Но глубже, дальше всех этих чудовищных корнеплодов Лена увидела еще одну живую голову. Эта голова пряталась в самом глубоком, самом темном углу погреба, поэтому Лена не могла разглядеть лицо – но ей казалось, что она это лицо знает, хорошо знает. Губы неизвестного шевелились, как две жирные гусеницы, он что-то шептал – но Лена не могла расслышать его слова, понимала только, что в них скрыта угроза, смертельная угроза.
И еще… еще она понимала, что тот, кто прячется в темной глубине сарая – самый страшный, самый опасный из всех, что все остальные, даже майор Мелентьев, – всего лишь послушные марионетки в его руках, всего лишь жалкие исполнители его злой воли…
Лена проснулась с бьющимся сердцем, с пересохшим ртом. Простыни были влажны от пота, хотя в комнате было не жарко.
Она поняла, что больше не сможет заснуть, поднялась, отправилась под душ и долго стояла под прохладными струями, пытаясь смыть со своей кожи воспоминания о липких, холодных прикосновениях белесых щупалец, щупалец из ее кошмара.
После душа она переоделась и вышла из своего номера, вышла из гостиницы.
Было уже около восьми утра, она нашла работающий кафетерий и устроилась там с чашкой кофе.
Она долго сидела, перебирая в уме события последних дней и безуспешно пытаясь понять, какая страшная игра разыгрывается в этом тихом провинциальном городке. Игра, в которой на кону стоят человеческие жизни.
Так ни к чему и не придя, она снова взглянула на часы.
Было уже десять, значит, отделение полиции наверняка открылось. Нужно идти туда, добиться, чтобы ей разрешили забрать тело мужа. Отвезти его домой, в Петербург…
Там она будет чувствовать себя увереннее. Она будет в своей привычной среде. Там она найдет нужных людей, организует приличные похороны…
Но прежде чем хоронить Олега, она найдет надежного врача, который проведет вскрытие, сделает все необходимые анализы, чтобы установить настоящую причину его смерти. И вот тогда, имея на руках доказательства, можно будет начать официальное расследование.
Лена подошла к отделению полиции, сказала дежурному, что ей нужен майор Мелентьев, поднялась в его кабинет.
Майор сидел за своим столом. Свинячьи глазки уставились на Лену с каким-то странным выражением.
– О, Елена Павловна! – приветствовал майор Лену как старую знакомую. – Вы ранняя пташка.
– Мне хочется скорее закончить здесь свои дела, получить тело мужа и уехать, – твердо проговорила Лена. – Надеюсь, сейчас это уже можно сделать? Больше нет никаких бюрократических препятствий?
– Препятствий? Нет, какие препятствия! Никаких препятствий! Вообще, я очень одобряю ваше решение! Поезжайте домой! У вас там наверняка много дел. Только… даже не знаю, как сказать… понимаете, Елена Павловна, тут такое дело…
– Что еще? – Лена смотрела на майора с неприязнью, она готова была ждать от него любой пакости.
Маленькие глазки обежали весь кабинет и наконец остановились на Лене.
– Случилась ошибка…
– Какая ошибка? Да говорите же!
– Вашего мужа по ошибке кремировали.
– Что? – Лена оторопела. Она не могла понять, что говорит этот жуткий человек, как будто он говорил на незнакомом ей языке. – Что вы такое сказали?
– Я сказал, что вашего мужа кремировали.
– То есть как? Что это значит? В каком смысле кремировали?
– Кремировали. В смысле сожгли. Знаете, как это иногда делают…
