— Я знаю, что ты задумал.
— И чего я задумал?
— Тебе сейчас примерно столько же, сколько было твоему отцу, когда он умер. За десять лет во время собраний ты не сказал ни слова. С чего бы ты вдруг сегодня выдал эту чушь о возвращении Диккенса? Да ты просто хочешь наложить лапы на клуб, забрать то, что начал твой отец.
— Да нет. Организация, которая проводит в пончиковой заседание о борьбе с диабетом, — нет уж, оставьте себе.
Можно было и раньше это предвидеть. У отца имелся перечень симптомов, свидетельствующих о безумии. Он рассказывал, что те или иные признаки психического расстройства люди принимают за особенности личности. Равнодушие, перепады настроения, мания величия. Не беря в расчет Хомини, который, как огромный срез красного дерева, какие выставляют в музеях науки, был открытой книгой, я знаю только, как понять, умирает ли изнутри дерево, но не человек. Дерево словно замыкается в себе. Листья покрываются пятнами, на коре выступают наросты, трещины, изломы. Ветки становятся сухими, как обветренные косточки, или, наоборот, мягкими и пористыми, как губка. Но проще всего судить по корням. Корни держат дерево в земле и на земле, на этом чертовом вращающемся шарике. Если корни растрескались, покрыты спорами бактерий или поражены грибком, тогда… Не случайно я так смотрел на дорогие ботинки Фоя с коричневыми мысками из тисненой кожи. Они были истертыми и грязными. Учитывая банкротство, нулевые рейтинги его программ, да еще жена подала на развод… Я должен был и раньше это предвидеть.
— Я глаз с тебя не спущу, — сообщил Фой, забираясь в машину. — Клуб «Дам-Дам» — это все, что у меня осталось. И хуй я тебе дам мне поднасрать.
Посигналив на прощанье, он поехал вниз по бульвару Эль-Сьело и пронесся мимо Каза, которого легко было узнать по походке даже издалека. Нечасто бывает, чтобы член Клуба интеллектуалов «Дам-Дам» сказал что-то оригинальное — про «черные китайские рестораны» и про «баб».
— Безбэ, ниггер, — сказал я вслух.
И впервые в жизни абсолютно серьезно.
Глава восьмая
Я остановился на рисованной разметке. Не то чтобы лазеры были так дороги — хотя указатели нужной интенсивности обошлись бы в несколько сотен баксов каждый, зато рисование дорожных полос оказалось медитативным занятием. Мне всегда нравилась монотонная работа. Рассылка писем, распределение их по конвертам — есть в этом что-то жизнеутверждающее. Из меня получился бы хороший фабричный рабочий, кладовщик или голливудский сценарист. Когда в школе нужно было выучить что-нибудь вроде периодической таблицы, отец объяснял, что для выполнения скучного задания нужно думать не о том, что ты делаешь, а спрашивать себя, почему ты это делаешь. Впрочем, когда я спросил, переносилось бы рабство легче, если бы называлось садоводством, отец поколотил меня так, что сам Кунта Кинту
[103], наверное, вздрогнул бы.
Я накупил до хера белой краски и разметочную машину, какой рисуют разметку на баскетбольном корте. Ранним утром, пока на дорогах было еще тихо, я приезжал в нужную точку, располагался посреди проезжей части и проводил линию. Не особенно заморачиваясь ее прямизной и собственным нарядом, я двигался вперед, прокладывая границу. Это свидетельствовало о неэффективности деятельности клуба «Дам-дам», находившихся в неведении относительно того, чем я сейчас занимаюсь. Большинство, не знавших меня в лицо, решило, что это перформанс или что я сумасшедший. Это предположение меня устраивало.
Но когда волнистая белая полоса вытянулась на несколько километров, любому жителю Диккенса старше десяти лет все стало ясно. Группы праздных подростков и бездомных вставали на охрану границы, аккуратно вытаскивая из влажной краски мелкие камешки и листья и отгоняя велосипедистов и пешеходов, чтобы те не размазали краску. Иногда я устраивал себе выходной день, а когда на следующее утро возвращался, то обнаруживал, что кто-то продолжил мое дело, протягивая границу дальше по-своему, иногда краской другого цвета, или каплями крови, или, в знак одобрения моего начинания, длинным граффити ____ЧувакБунакаВестсайдКрейзи63Ст. Гангста____. Или, как в случае перекрестка у Кризисного центра ЛГБТДЛ (для чиканос, черных, не геев и вообще всех обиженных, лишенных поддержки и всех используемых разными шоу по кабельному телевидению) — сияющей радугой шириной в метр и длиной метров в сто, закрепленной стопками золотых презервативов. На полпути к проспекту Виктория, где через речушку переброшен мост Эль-Гарвард, кто-то вписал в границу «100 смутов»
[104] пурпурными буквами. До сих пор не имею понятия, что это было, но хочу сказать, что с таким количеством помощников мы быстро закончили работу. Полицейские, знавшие меня по работе и по арбузам, частенько ехали следом на патрульных машинах, сверяя точность моей границы со старым дорожным атласом. А против добродушного подтрунивания офицера Мендес я не имел ничего против.
— Чем это ты занимаешься?
— Ищу пропавший город Диккенс.
— Ищешь, рисуя посреди дороги белую полосу, когда здесь и так уже есть две желтые?
— Приблудную паршивую дворнягу любят не меньше, чем щенка, подаренного на день рождения.
— Значит, нужно повесить объявление, — сказала она и, быстренько начеркав какой-то текст на обороте листа «Их разыскивает полиция», протянула его мне.
ПРОПАЛ РОДНОЙ ГОРОД
Вы его не видели?
Приметы: Окрас — черно-коричневый. Немного самоанский. Дружелюбен. Отзывается на кличку «Диккенс».
Нашедшему гарантирована награда на небесах.
Если у вас есть какая-то информация о нем, прошу позвонить по номеру 1- (800) ДИККЕНС.
Оценив по достоинству помощь Мендес, я жвачкой прилепил объявление к ближайшей телефонной будке. Если кто-то потерялся, вопрос выбора места для объявления становится судьбоносным. Свой призыв я разместил между рекламой концерта «Армии Дядюшки Джема» в Центре военных ветеранов («Служить и веселиться! Лос-Афганистан, Калифорния! Аллах ак-бар, открыто с 21.00!») и интригующим предложением о заработке тысячи долларов в неделю на дому. Надеюсь, тот, кто повесил это объявление, договорился с отделом кадров: по-моему, он и триста долларов в неделю не зарабатывал, и уж точно не дома.
