– Конечно, милый, я! Я же предупреждала, что сотру твою фирму с лица земли. Вот на этом самом месте. Всего несколько недель назад. Похоже, ты тогда моим словам не поверил. Ведь не поверил, Лешенька?
Шаманаев не ответил, но я видела, что его темно-карие глаза от гнева подернулись мутно-серой пленкой.
– А у вас тут, я гляжу, отвальная! – сказала Лидия, обведя взглядом рваную курицу и кое-как порубленную на куски колбасу. Она взяла в руки бутылку водки, отцепила от нее акцизный лоскуток, отвинтила фирменную крышку, глотнула прямо из горлышка, выдохнула, как заправский алкаш, и смачно закусила колбасой. Поставив «Флагман» обратно на стол, она обвела всю нашу компанию широким жестом и сказала:
– Ну, что же вы стоите? Присоединяйтесь, господа!
– Тамбовский волк тебе господин, – не смог удержаться от возгласа Глеб Сергеич.
Шаманаева захохотала громко, но мелодично, красиво изгибая ярко накрашенные губы. Это было ее ошибкой, потому что выдержать ее хохота бывший муж уже не мог. Одним тарзаньим прыжком он подскочил к Лидии, схватил за пышный белокурый хвост и прижал ее красивое, ухоженное лицо прямо к жирным кускам курицы.
– Зачем тебе это надо было, гадина? – проревел он.
– Алексей Ильич! – бросился к ним Пашка. – Вы того… не надо… – И он осторожно, стараясь не делать резких движений, как при обращении с душевно больным человеком, вытащил у босса из руки волосы Лидии.
Та медленно подняла голову и уставилась в карие глаза Лешки, излучающие лютую ненависть. В глазах Лидии уже не было наигранного веселья. В них, прекрасных и синих, огнем горело тоже очень сильное чувство. Казалось, попади кто-нибудь в перекрестье взглядов бывших супругов – мгновенно вспыхнет и сгорит заживо дотла.
– Ты спрашиваешь, зачем я это сделала? – тихим проникновенным голосом начала она, и я видела, как Лешку Шамана корежит и крутит от его звука. Наверное, с такими же интонациями эта безумно красивая женщина в свое время говорила ему слова любви. – А чтобы ты, мой хороший, никогда не забывал меня!
Шаманаев опять было дернулся к ней, но мощная рука Дроздецкого надежно блокировала все порывы босса. Лидия достала из кармана носовой платок и с брезгливой гримаской вытерла со щек куриный жир. Потом еще раз сделала очень хороший глоток «Флагмана», ничем не закусывая, и, подойдя довольно близко к бывшему мужу, спросила:
– А хочешь, Лешенька, все вернется на круги своя? Завтра же возвратим сюда все, что вы вывезли! Еще лучше сделаем, чем было, а, Шаманаев? Прикупим даже пару помещений на втором этаже. Только вот… вывеска… – Лидия подняла вверх тонкий указательный палец правой руки. – Прежде всего надо сменить вывеску! У меня есть отличный мастер по мрамору и другим отделочным камням! И новый логотип НАШЕЙ с тобой фирмы может получиться классным: из первых букв наших имен! Я его уже прямо вижу…
– Не пойму… что ты хочешь-то? – хрипло спросил Лешка.
– Тебя! Я люблю тебя, Алекс! – выкрикнула женщина, никого не стесняясь. – Да, я, может быть, и шлюха. Да, я перепробовала кучу мужиков. Но лучше тебя не нашла! Скажи только одно слово, Лешенька, и я стану самой верной из всех жен на свете! Я рожу тебе ребенка, как ты хотел! Или двойню, у нас в роду куча двойняшек. Только одно слово скажи! Ну же, Лешенька… Слышишь? Я люблю тебя! Я готова положить к твоим ногам все, что имею. Ты только представь, сколько у тебя будет денег… и работы… твоей чертовски любимой работы… Скажи только «да», Лешенька!
– Ты пьяна, Лидия! – сквозь зубы процедил Шаманаев. – Прекрати ломать тут комедию!
– Что могут сделать каких-то два глотка водки, Леша? – покачала головой женщина. – Это я так, для храбрости. Непросто ведь при всех твоих сотрудниках говорить о любви… Но я пошла на это, Леша. Я прошу у тебя прощения за все, что натворила… Давай начнем нашу жизнь сначала? Еще ведь не все потеряно…
Самое ужасное было в том, что я верила Лидии. Не зря я сразу не смогла определить, что было в ее взгляде, когда он скрестился с ненавидящим взглядом бывшего мужа. Теперь стало совершенно очевидным, что в глазах женщины плескались, чуть ли не переливаясь через край, самая настоящая любовь и страдание. Ее руки дрожали, а прекрасная высокая шея опять пошла рваными красными пятнами. Может быть, конечно, она была хорошей актрисой и, возможно, этот спектакль уже разыгрывала перед Лешкой неоднократно, потому что он зло рассмеялся и все так же сквозь зубы процедил:
– Пошла вон.
Лицо женщины побелело. Казалось, что из уголка закушенных ярко-красных губ сейчас тонкой струйкой потечет кровь, а из прекрасных глаз – слезы. Но Лидия Шаманаева справилась с собой. Она опять красиво улыбнулась и довольно равнодушно сказала:
– Ну, как знаешь, Алекс, дело твое… Как говорится, было бы предложено!
Потом она еще раз обвела нас всех тяжелым, действительно пьяным взглядом, погрозила пальцем и сказала:
– Чтобы завтра в 24.00 вас здесь уже не было! На следующий день утром я буду ввозить сюда свои вещи. А это… – она взяла в руки пресловутую бутылку водки, – это я, пожалуй, возьму с собой…
Она опять отвинтила крышку, бросила ее на стол и пошла к выходу, ежеминутно прикладываясь к горлышку плоской бутылки «Флагмана». Когда за ней закрылась дверь, мы еще долго стояли, изображая собой немую сцену в лучших традициях русской классики. Потом Пашка убрал руки от Шаманаева, и тот рухнул на предусмотрительно подставленный Анжелкой стул.
– Так! Будем есть! С утра ни у кого маковой росинки во рту не было! – засуетилась я, как будто мы все только что вернулись из угольного забоя, перевыполнив дневную норму в два раза, и никакой Шаманаихи и в глаза не видели. – Вот тут у меня молоко, сок. Тут в контейнере салат из капусты. Он хорошо с курицей пойдет. А кто курицу не любит, – пожалуйста, есть сосиски, молочные. Я всегда их покупаю в этом гастрономе. Они хорошие…
– Надежда, замолчи, – попросил меня Лешка, – а то у меня сейчас голова лопнет.
Я послушно замолчала, положила перед боссом на стол пачку анальгина и смирно села на соседний стул, сложив руки на коленях, как первоклассница из старого фильма.
– Давайте и правда поедим, а то уж совсем живот подвело, – сказал Пашка, просительно заглядывая в глаза боссу.
– Придется, – согласился Лешка, но всю нашу трапезу ему явно кусок в горло не лез. Вместо курицы с салатом и колбасы он проглотил целых три таблетки анальгина и в один присест выпил целый пакет молока.
На следующий день уже почти совершенно пришедший в себя Шаманаев повез нас в новое помещение, где намеревался заново устроить свою фирму. Скажу сразу, что лестница в бункер Центра психофизиологических исследований, где почивал на лаврах неуязвимый полиграф, выглядела в сто раз лучше и ухоженней. За рассохшейся дверью в подвал нас не ждал секьюрити, и нам не надо было подписывать бумагу, что мы явились сюда по доброй воле и ни к кому не станем предъявлять никаких претензий. Претензии предъявлять действительно было некому.
