– Это всё маяк, понимаете? Он имеет особую магию. Со мной уже было так, и мне не следовало вас приводить сюда с собой. Я совершила ошибку, простите меня, и я молю вас забыть об этом. Завтра я не появлюсь у вас, освобожу вас от себя и своих глупостей, обещаю. Только не корите и не ищите в себе минусы. Это я такая, слышите? Я. Я не могу переступить через себя, даже если это лучшее, что я испытывала. Я не могу позволить себе стыдиться ту, в кого я превращаюсь. Простите… прости меня, прошу тебя, Артур. Прости меня, потому что лучших минут я никогда не знала в своей жизни, и в то же время худших. Ты будущий муж другой женщины и неважно для чего это свадьба. Ты подаришь ей свою клятву, а я не хочу, чтобы ты в будущем испытывал хоть мало-мальское раскаяние. Прости меня, и прощай, Артур. Дай бог тебе увериться, что ты самый удивительный мужчина на этой планете с большим и добрым сердцем. Я знаю, что это так. Прощай, – последние слова срываются судорожно, со всхлипами. И не могу смотреть в его ошарашенное лицо от моих слов.
Ведь я призналась ему, насколько сильно он ворвался в моё сердце. Призналась и обескуражила его этим. А себе навсегда отрезала путь к возвращению. Навсегда. И не будет больше возможности увидеть его, никогда. Буду только лелеять в памяти его образ и улыбку, терпкость чувств и сладость его губ. Я буду помнить только хорошее, потому что этот человек состоит из ещё не окрепшей любви. А мне остаётся бежать, смахивая слёзы плакать навзрыд, но бежать, не смея остановиться. Не оглянуться, только бежать. От себя бежать, душа рвётся обратно, а заставлять её так сложно. Слишком сложно и необычно для меня. Но я должна думать о его счастье и, чем он от меня дальше, тем быстрее обретёт любовь, для которой он создан. Молю тебя, господи, подари ему тепло и бескрайнюю преданность его будущей жены. Пусть он станет для неё всем миром, а она для него солнцем и луной. Пусть он будет счастлив. Навечно счастлив, он заслужил. Прошу тебя, отбери у меня всё, но подари ему то, о чём я умоляю тебя. И тогда я буду знать, что моя миссия на этой земле выполнена.
Декабрь 24
Действие первое
Артур
Первый раз за всю свою жизнь я ни черта не понимаю в ней. Буквально ничего, голова пуста и только её слова перед глазами. Стучу пальцами по столу, но этого мало, чтобы выплеснуть из себя энергию, словно пружина, сидящая в моём теле. Не могу так больше.
Подскакиваю со стула и начинаю наматывать круги по кабинету. Четыре утра, а я не могу уснуть. Не могу, и всё. И вновь первый раз у меня бессонница. А всё она виновата. Анжелина. Ведь я признал, что она мне нравится. Разве этого мало? Мало, я спрашиваю?! Неужели, у неё никогда не было интрижек… ладно, у меня тоже. Не было никогда. Одна ночь, сухой секс, насыщение тела, и прощай. А здесь слишком много эмоций, которых ранее не знал. Не понимаю, как может биться сердце так громко? Я не слышал его за всю жизнь в голове и висках. Бросает то в жар, то в холод, а я поделать ничего не могу с собой. Это странно и неприятно. Отвратительно, она права. Словно она отдала мне часть этой своей магии, и она никак не может прижиться в моём теле.
– Чёрт, не могу так больше, – останавливаюсь и растираю виски. Ну что такого в том, что она мне нравится? Девушка может же нравиться? Привлекать внешне… обманщик ты, Артур. Обманываешь самого себя, ты увидел иное. Сердце, алое сердце, горящее в её груди. Но не в моих ведь правилах за кем-то бегать. Я не собираюсь этого делать, у меня свадьба, мне необходимо получить подпись от Хелен на документах по опеке над Венди, что уже готовы и ждут своего часа.
Забыть. Отпустить и забыть – самые верные решения, оставшиеся для меня. А как быть с её глазами, что не могут никак вырваться из разума? Этими искренними слезами и словами? Смогу ли забыть? Должен, Артур, это не твоё всё. Ты не умеешь так. Не будешь скакать, как полный идиот вокруг неё на сцене и исполнять тупые рождественские песни. Да ты ни разу в жизни этого не делал, мать ненавидит всё это.
Да что же мне делать? Выйти из кабинета и идти по тихому коридору, слушая тишину. И она отвратительна сейчас для меня. Хочу другого, возможно, поговорить или же помолчать. Что-то трещит внутри, а я не понимаю и это убивает меня. Полностью выворачивает наизнанку, и я мечусь, как загнанный зверь перед смертью. Это место, что для Анжелины имеет подтекст сказки, ненавистно мне. Оно давит на меня. Эти коридоры и лестницы, эта обстановка. Я ненавижу его, ненавижу всё, что связано с этим местом. У меня есть другое… не могу туда пойти, пока не могу. Не готов.
Открываю дверь, издающую скрипучий звук, и останавливаюсь посреди спальни в сумерках. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Последнее пристанище моего брата, которого тоже ненавидел. А теперь жалею, сильно, очень жалею, что так относился к нему, и не услышал его, когда он звонил мне в последний раз. Бросил, что занят и мне надо работать, а утром он уже был мёртв.
– Брат, прости меня, – горько шепчу, прижимаясь к холодному стеклу. А мой лоб горит, весь я горю и это неприятно. У меня никогда не было температуры, а сейчас она буквально зашкаливает. Это из-за неё. Она забралась каким-то образом глубже в меня и теперь заставила раскаиваться.
– Ты же видишь, да? Видишь, какой я? Ты знаешь меня, Энтони, знаешь. А вот она выдумала другого. Да нет во мне добра, а ты был полон им. А я ненавидел тебя за это, завидовал так. Прости меня, я обещаю, что выполню твою просьбу. Венди будет счастлива, будет иметь семью, о которой ты писал. Только я не умею быть отцом, не хочу им быть. Я не готов, понимаешь? Рано для меня. Очень рано. Я не планировал этого, но мать так желает моей свадьбы. Она будет рада, а я? Я ведь всю жизнь пытался не разочаровывать её и сейчас её нет рядом со мной, никого нет, чтобы подсказать мне, что делать. Анжелина, наверное, знает. Но она, скорее всего, тоже ненавидит меня. Энтони, она меня с ума сводит. Веришь? Я не могу контролировать ничего внутри, когда она рядом. Да и сейчас тоже. Я потерян и не знаю, как быть. Мне кажется, что я не справлюсь, когда наступит утро…
– Утро несёт в себе новые мысли, сын, – мою речь обрывает голос, раздавшийся позади меня. Резко оборачиваюсь, встречаясь с Роджером, сидящим недалеко от меня в кресле. Злость и паника, родившиеся моментально, переворачивают всё внутри.
– Какого чёрта ты здесь забыл? – Цежу я, крепче сжимая руки в кулаки.
– Я сижу тут уже долгое время и здесь я могу думать, как, видимо, и ты, – даже в темноте слышу его улыбку, насмешку надо мной. Он знает о моей слабости и это выводит из себя, хочется орать на него, выплеснуть куда-то ненависть.
– Не смей никому говорить…
– Брось, Артур, я твой отец и хочу тебе только добра. Энджел прекрасная девушка, мальчик мой…
– Не называй меня так! Я никогда не был тебе сыном! – Повышая голос, иду к двери.
– Всегда им был, я посылал тебе открытки, пока ты болел… – от этих слов замирая, так и стою в комнате.
– Я никогда не болел, не помню этого, – резко отвечаю я.
– Болел очень часто, по словам Илэйн, когда я хотел взять тебя с нами на острова или покататься на лыжах. Когда я звонил с просьбой разрешить забрать моих мальчиков для прогулки по Лондону, ты всегда был болен. И я отсылал тебе открытки, но они приходили обратно. Если ты мне не веришь, то открой тумбочку, по левую сторону от кровати, они там. Энтони их привёз сюда, он всегда говорил, что эта спальня принадлежит тебе, и когда-нибудь ты здесь появишься, увидишь, как мы ждали тебя и вернёшься к нам, – тихо продолжает он. А я смотрю в одну точку, перебирая в памяти события моей юности, и ничего такого не помню. Не болел я, но мать не может врать, не может!
