– Господи, я так давно этого не делала, – шепчу я, крутя в руке микрофон.
– Это особенная ночь, – Джек кивает стоящим позади людям, что следят за аппаратурой.
Играют первые ноты, делая глубокий вдох, смотрю на родителей, улыбающихся мне так радостно, что не могу разочаровать их. Сначала осторожно, вспоминая свой голос, как он звучит, а затем уже более уверенно. И всё меняется, буквально всё: мир загорается огнями, лучезарные глаза Джека, и я смеюсь, когда он вступает и игриво украшает песню своими движениями. Так было всегда, из года в год, мы пели эту песню. Держась за руки, смотря друг на друга, веселясь и отдавая себя этому. Вряд ли бы Артур смог быть таким, как Джек. Непринуждённым, с лёгкостью подхватывающим песню, как и толпа впереди нас. Хор из разных голосов и мои глаза слезятся. Я люблю это место, люблю этот город и этих людей. Я забыла об этом, когда улетела отсюда. Забыла насколько спокойно здесь, и душа моя поёт вместе со мной. И только сейчас поняла, что не смогу больше улететь, не смогу оставить всех тут. Я вернулась навсегда.
Громкие аплодисменты и мы кланяемся, смеясь и сбегая со сцены, освобождая её маленькому Санте.
– Это было так здорово!
– Энджел, ты сама подарок на Рождество, – в один голос говорят дедушка и внучка. Наклоняюсь и чмокаю ребёнка в щёку.
– Вы хорошо смотритесь, – тихо произносит мама, указывая взглядом на Джека, о чём-то говорящего с жителями, скорее всего, его тоже хвалят.
– Да, это правда, – кивая, ловлю её заинтересованный взгляд.
– Мам, хватит. Мы сами, ладно?
– Конечно, но я рада, что ты это увидела. Это всегда было моей мечтой, а какие дети у вас будут…
– Мам, – тяну я смеясь.
– Кому шоколад? – Айзек приносит поднос, уставленный кружками, и мы его разбираем.
Жаль, что Артур не сможет никогда вот так почувствовать эту магию. Так жаль…
– У меня есть для тебя сюрприз, – шёпот на ухо обрывает мои тяжёлые мысли. Оборачиваюсь, встречаясь с улыбающимся Джеком.
– О, нет, никого глинтвейна, – смеюсь я.
– Я не об этом, пошли, – хватает меня за руку, вырывая из рук недопитый шоколад, передаёт маме и ведёт снова к сцене.
– Джек, я не хочу…
– Ты и не будешь, – обрывает меня, оборачиваясь, и вот этот взгляд я знаю. Всегда так было, когда мы получали за очередную выходку.
Мы взбегаем на сцену, после того, как закончилось представление. Джек подбрасывает в руке микрофон, произнося в него моё имя.
Музыка играет и рядом со мной появляются несколько детей, в костюмах эльфов. Краснею моментально, когда Джек поёт, предлагая мне руку. Закрываю лицо, но не могу не смеяться, смотря сквозь пальцы, как он танцует вокруг меня.
– Давай, Энджел! – Кричит Айзек свистя.
Дети подпевают ему, а он обхватывает мою талию, втягивая меня в танец.
– Господи, ты больной, – смеюсь я.
– А как мне ещё показать тебе, что ты дома? – Шёпотом отвечает он, кружа меня. Выходит на сцену другая группа людей, церковный хор, исполняя другую песню и вновь моё имя. Они поздравляют меня с Рождеством, мне передают микрофон. И уже сама подпеваю им, веселясь вместе с Джеком. Как раньше, и мне хорошо. Просто хорошо внутри забыть обо всём и видеть другие глаза, танцевать, но всё же тянет меня… вниз тянет.
Отбрасываю от себя эти мысли, запрещая даже думать. Дарю своё внимание Джеку, радостно встречающего его. Он спрыгивает со сцены, из наших рук исчезли микрофоны, и меня за талию уже опустили на землю. Мир кружится перед глазами, в моих руках ладошки Венди, и мы танцуем с ней. Смотрю на этого счастливого ребёнка и не могу отпустить. Не смею, так больно от этого. Должна, должна оставить в её воспоминаниях только хорошее. Иначе она погибнет внутри, а я люблю её. Люблю сильно и молю Господа, чтобы когда-нибудь подарил мне такую же девочку, мою девочку.
– Пойдём, – мою талию обхватывает Джек, уводя от родственников.
– Это было невероятно, – восхищённо говорю я.
– Потому что ты тут.
– И я остаюсь, – Джек тормозит, его улыбка становится шире.
– Я знал, что ты не сможешь без нас. Добро пожаловать домой, Эндж, я скучал, – он крепко обнимает меня, а я прижимаюсь к нему вздыхая.
Мой взгляд проходится сквозь толпу и моментально внутри всё леденеет. Вижу тёмные глаза и стоящего человека в чёрном. Люди проходят мимо него, а полы его распахнутого пальто развиваются на ветру. Он смотрит на нас с нескрываемой злостью. Моргаю, отталкивая Джека.
– Ты чего? – Удивляется он, отрывая моё внимание от увиденного.
– Я…я… – шепчу, поворачивая голову в ту же сторону, но никого нет, кроме людей, подпевающих исполнителям на сцене.
Господи, я схожу с ума. Артур уже грезится мне, так глубоко он… нельзя, надо прекратить.
– Хочу глинтвейн, – выпаливаю я, смотря на Джека.
– Твоё желание для меня закон, – он берёт мою руку в свою и ведёт к палатке.
– Привет, Кэрол, – говорит он, когда мы подходим.
– Привет, ребята. Держите, хотя думаю, вам и так жарко, – подмигивает она, передавая нам стаканчики.
Мы отходим в сторону, проходя мимо людей, и останавливаемся возле лавочки. Садимся на неё, и я отпиваю из стакана.
– Как хорошо, – тихо произношу я.
– Да, очень хорошо, – рука Джека находит мою. Улыбаюсь, даже не смотря на него. Но это грусть, потому что никакой дрожи по телу, ни мурашек, даже сердце спокойно. Ничего не отозвалось, потому что он забрал. Забрал это и не вернёт. Так жить можно, я буду так жить. А чувства, которые открыла сегодня для себя, станут моей тайной, которая умрёт со мной. Я буду радоваться тому, что имею. Ценить буду.
– Завтра пойдёшь со мной в церковь? – Спрашивает Джек.
– Конечно, я на служении не была все пять лет. Работала, – поворачиваюсь к нему.
– А смысл, Эндж? Какой был смысл в этом?
– Для меня был. Я увидела что-то иное, смогла понять больше и познакомиться с удивительными людьми. Получила образование, я была счастлива.
– И без этого, без Америки ты счастливой быть не можешь? – Отпускает мою руку.
– Ты меня не понял. Дело не в месте, а в том, что внутри меня. Моя мечта сбылась. Это стоило того.
– Даже если ты уволена? – Ехидство в его голосе мне непонятно и даже неприятно. Бросаю стаканчик в урну, тяжело вздыхая.
– Даже если уволена, Джек. Ты не понимаешь, да, в чём смысл? – И так больно внутри, что знаю ответ.
– Нет, ты улетела, бросила всех. Меня бросила, и вернулась теперь другая. Какая-то странная, вроде бы та же, но другая.
– Я никого не бросала, Джек, – обиженно отвечаю я, вставая со скамейки. – Ты бросил меня, если помнишь, а я простила тебя и не таю злобы. Я согласилась вернуть всё, но ты не видишь, что хочу я. Ты так и не понял, насколько прошлое стало для меня незначимым. Оно осталось там, а я вернулась. Это некрасиво по отношению ко мне. Да, я другая, повзрослела, увидела жизнь. Внутри-то я такая же, но, видимо, не для тебя, – качаю головой, поднимаясь со скамейки.
