Князь Шуйский от всего услышанного только крякнул, и дьяк поспешил его утешить:
– Да ты не беспокойся, княже. Петр Иванович, сказывают, токмо пушкарь хороший, но в делах дворцовых несведущ. Помехой не станет. В Боярской думе от пищалей проку нет.
Хозяин дома ничего не ответил. Он сел за стол и не спеша, мелкими глоточками, пил из серебряного кубка принесенный с ледника холодный морс, глядя при этом в пол и покусывая губу.
Вскоре его разочарованный гость, допив вино и изрядно разорив утиную тушку, отправился в царскую ставку – интриговать, вызнавать, уговаривать и хитрить.
Едва за ним опустился полог, Василий Иванович хлопнул в ладони и распорядился:
– Свиту в седло! Оседлать мне свежего коня! Приготовьте с собой бочонок фряжского и бочонок гышпанского, жареного поросенка и копченой белорыбицы, и чистые скатерти! И быстрее, дармоеды, день уходит!
Воевода Большого Наряда обитал в огромной, в двенадцать решеток
[13], юрте, взятой трофеем еще пятнадцать лет назад после удачной порубежной схватки. Среди русской знати басурманское жилье считалось не столь достойным, как походная палатка, однако его удобство признавалось всеми, и потому пользовались юртами очень многие бояре. Нередко даже те, кто мог позволить себе атласный шатер с тесовым полом.
Князь Буйносов, увы, на роскошь средств пока не имел и юрту возил вынужденно. Однако во всем остальном Петр Иванович пытался выглядеть достойно родовитого человека. Его окладистая рыжая борода всегда была тщательно вычесана и имела по краям четыре косички – три слева и одну справа, – голова гладко выбрита и прикрыта вышитой жемчугом тафьей. На людях он появлялся исключительно в собольей шубе; а в ратном походе, понятно, в дорогом бахтерце с уложенными в три ряда пластинами, в островерхом шишаке, на котором русские обережные надписи чередовались с арабскими, пояс сверкал золотыми клепками, а сабля – накладками из слоновой кости.
Однако внешний блеск не мог заменить природной родовитости – и проклятие пятого сына довлело над Петром Ивановичем с самого часа его рождения. Пятый сын – это по местническому правилу пять ступеней вниз от положения отца. И потому ему доставались нижние места на пирах, задние ряды на службах, самые захудалые остроги на воеводство и самые мелкие, вспомогательные отряды под руку во время ратных походов.
Порою князю Буйносову казалось, что родовитостью он уступает даже боярским детям – и многие местнические споры это обидное подозрение неизменно подтверждали. Однако старый воин не сдавался и год за годом упрямо карабкался наверх по служебной лестнице, в сорок пять лет все же получив чин думного боярина и переселившись на окраину Москвы, в Белый город.
Всю свою жизнь больше всего Петр Иванович жалел о том, что родился слишком поздно. Ведь в те дни, когда он кричал в пеленках, государь Иван Васильевич рассорился с родовитой знатью и призвал на службу худородный люд. Именно тогда вознеслись звезды Хворостинина и Басманова, Выродкова и Скуратова, Лыкова и Адашева…
Увы, к тому часу, когда на службу вышел сам Петр Буйносов, время ссор осталось позади. Знатные рода снова сплотились вокруг трона, втаптывая служивую мелочь в грязь.
И вдруг…
И вдруг после смерти Федора Ивановича Земский собор избрал на трон ненавистного знати Бориса Годунова! И снова вспыхнули на небосклоне имена Хворостининых, Басмановых и Лыковых. А рядом с ними в числе ближайших товарищей нового царя оказался он – пятый сын буйносовского рода!
В свой неожиданный шанс Петр Иванович вцепился буквально зубами. Ведь в единый миг из худородных служак он оказался в ближайшей свите, в числе советников Годунова в ратных делах, разом на две головы перепрыгнув всех соперников, коим проиграл в прошлом местнические споры, сравнялся со знатнейшими князьями! Так что за государя князь Буйносов отдал бы жизнь без единого колебания! Исполнил бы любой приказ, безропотно стерпел любую прихоть и в любой миг – только намекни – был готов снести картечными залпами и ненавистного Василия Шуйского, и всех его прихвостней!
Князя Василия Ивановича Шуйского, лютого врага государя Бориса Федоровича, наследника царского трона по праву рождения в младшей ветви великокняжеского рода и потому требующего передать ему всю власть над державой. Причем вся Боярская дума и половина православных иерархов его в сем требовании поддерживают!
Первейший и несомненный враг…
– Повтори еще раз! – потребовал от холопа сидящий в кресле возле холодного очага князь Буйносов, завернувшийся в просторный, отделанный парчой халат. Не очень удобный, зато дорогой.
– Князь Василий Шуйский челом бьет, – снова низко поклонился совсем уже пожилой, подслеповатый слуга, наряженный в атласные шаровары, рубаху и стеганую войлочную душегрейку. – Прислал вина дорогие, угощение и желает с тобою ныне поужинать.
– Ты ничего не путаешь, Михей?
– Да как же его перепутаешь, у него одна сабля как все наше подворье стоит! Вон у коновязи спешился, и слуг при нем два десятка.
– Проклятье! – Петр Иванович невольно вцепился в свою бороду, обхватив пятерней и сильно дернув. – Чего ему тут надобно? Да еще так внезапно!
– Прикажешь прогнать?
– Да ты с ума сошел, старый! – замахнулся кулаком князь. – От дома отказать – это уже обида, оскорбление прямое. Мы, знамо, враждуем… Однако же хамить все едино не след. Он в броне? Вот же незадача!
Князь Буйносов поколебался еще мгновение и махнул рукой:
– Тащи бахтерец! На стол накройте все самое лучшее, что токмо есть! И очаг запалите! Нехорошо, когда очаг есть, а огня в нем нет… И быстрее, быстрее!
Не прошло и четверти часа, как Петр Иванович уже был готов ко встрече гостя, одетый в броню, опоясанный саблей, а тапочки на ногах сменили мягкие, как бархат, тонкие замшевые сапоги. В очаге пылал хворост, возле стола суетилась дворня с блюдами и кубками.
Князь Буйносов одобрительно кивнул и вышел за порог, широко улыбнулся, развел в стороны руки:
– Василий Иванович, какая отрада! Желанный гость завсегда к удаче!
– Петр Иванович! Сколько лет, сколько зим! – так же доброжелательно ответил князь Шуйский.
Однако, несмотря на показную радость, обниматься воеводы не стали. Оба отлично знали, чем отличается вежливость от истинных отношений. При сложившемся положении дел уже завтра они могли сойтись не за обеденным столом, а в смертной сабельной схватке.
– Я взял на себя смелость прислать угощение к столу твоему, Петр Иванович, – приложил ладонь к груди князь Шуйский. – Надеюсь, оно придется тебе по вкусу.
– Помилуй бог, Василий Иванович, ты меня обижаешь! – всплеснул руками князь Буйносов. – По нашим обычаям это хозяин гостя потчевать обязан, а не гость хозяина! Прошу в дом, к очагу моему, подкрепиться с дороги. Чем богаты, тем и рады! Ты уж не серчай, хозяйки нет, корец вынести некому. – Старый воин посторонился, пропуская знатного витязя.
