Провожу рукой по шее, царапая её, и не могу ничего с собой поделать. В моей крови полно эстрогенов. Опасных. Необходимых. Дышать бы, а не могу.
Машина останавливается перед воротами, передаю деньги, выползая из неё. Покачивает немного, но иду к проходному пункту охраны, вертя между пальцами карточку. Удивление мужчин, и моя улыбка, пьяная и очень вульгарная, прикладываю карточку и прохожу.
Кажется, что вечность не была здесь. Ничего не изменилось. Главная дорожка, ведущая к небоскрёбу, в котором я познала все радости и горести. И ведёт мной желание, которое уже не контролирую. Мои шаги отдаются в тихом и безмолвном холле. Нажимаю на вызов лифта, прислоняясь плечом к стене. Никаких планов, ничего. Только улыбаюсь, рисуя в своей голове картинки. Ещё немного, а завтра…
Лифт пикает, приглашая меня в зеркальное пространство. Мысли теряются, и я вхожу в него, с пятой попытки попадая в ячейку для карточек. Зелёный свет и уже еду. Желудок неприятно сжимается, сглатываю горький привкус. Икаю и откашливаюсь. Смотрю на себя и не узнаю. Глаза так горят, а щёки просто алые. Волосы в беспорядке, приглаживаю их пальцами. Ловлю свой взгляд в отражении и замираю. Эта девушка безумна. Безумна от страсти.
Пищание и лифт распахивается. Стою и смотрю в тёмное помещение, открывшееся мне. Смачиваю губы языком и не могу войти. Слышу только пульс в своих висках и быстрое дыхание.
Тёмная фигура в спортивных штанах и футболке появляется в свете от лифта. Моргаю, встречаясь с удивлённым взглядом.
– Здравствуй, Николас, – полушёпот срывается с губ, и шагаю к нему.
Четырнадцатый вдох
– Мишель? – Шокировано осматривает меня. Какой же он красивый. Волосы в беспорядке и странное выражение лица. Наверное, спал. Смотрю на него, а мысли не отпускают.
Громкий лай раздаётся сбоку. Поворачиваюсь, падая на колени, и смеюсь, когда Шторм буквально прыгает на меня, заваливая на спину.
– Я тоже скучала, – хохочу я, уворачиваясь от его языка.
– Шторм, к себе. Быстро, – громкий голос Николаса обрывает веселье, но собака не слушает его, лапами обнимая меня и чуть ли, не прыгая на мне.
– Шторм, мне уже больно. Ты мне синяки оставишь, – упираюсь в собаку, поднимаясь и садясь на полу. Такая радость внутри, что вижу этого пса, которого успела полюбить. Он носится вокруг меня, подмахивая хвостом, и снова пытается завалить меня на спину.
– Я сказал, к себе, – рычание из горла его хозяина. Хватает его за ошейник, оттаскивая от меня и толкая. – Немедленно, Шторм, к себе!
Смотрю, как собака обиженно уходит, и улыбаюсь, словно блаженная дурочка, сидя на полу.
– Ты слишком строг к нему, Николас. Это же собака… – не успеваю я закончить, как одним рывком меня поднимают на ноги. Шатаюсь и моргаю, от резкой смены положения.
– Ты пьяна, Мишель? – Шипит Николас, хватая меня за подбородок. Грубо. Больно. Открываю рот и затем хрюкаю от смеха. Может быть, совсем сумасшедшая? Меня даже не пугает опасный блеск глаз Николаса.
– А ну, – крепче сжимает подбородок. – Дыхни.
Складываю губы трубочкой и делаю так, как он просит, при этом хихикая. Кривится, отворачивается и выпускает мой подбородок из своей хватки. Пошатываюсь.
– Ты напилась, как портовая девка, Мишель! Ты, блять…
– О, да заткнись, – размахиваю руками, перебивая его. – Какой вы правильный, мистер Холд. Какой идеальный. С виду. Но так ли это на самом деле? Ни черта.
Бросаю сумку на пол, а за ней летит пиджак. Чувствую себя кем-то другим. Хищницей, которая сейчас облизывает губы, смотря на крепкое тело мужчины. Жаждет откусить немного и насытиться кровью.
– И зачем же вы пожаловали, мисс Пейн? – Иронично спрашивает он, складывая руки на груди. Зрение понемногу привыкает к ночной обстановке, свечение позади него, что, уверена, исходит от искусственного камина, сглаживает черты лица. Такой красивый и домашний. Мой взгляд опускается на его пах, что так хорошо спрятан, но вижу очертания его члена.
– Хочу получить… получить ответ, – хрипло подаю я голос, поднимая голову и делая шаг к нему. Отступает. Прищуривается.
– Какой? – Интересуется он.
– Почему ты убежал? Вчера. Почему недоговорил и убежал? – Это совершенно не то зачем я пришла сюда. Но откуда-то в моём пьяном мозгу всплывает этот вопрос. Цокаю на него.
– Я не собираюсь говорить с тобой, когда ты в таком состоянии. Ты сейчас же отправляешься домой, я вызову Майкла, и он отвезёт. А когда протрезвеешь, возможно, отвечу, – отрезает он. Раздражает вот эта его манера. Раздражает всё в нём.
– Иди в задницу, Николас Холд, со своими приказами. Когда хочу, тогда и пью. Я требую ответа. Сейчас и тут, – от возмущения топаю ногой, но как-то неуклюже ставлю её, что она подворачивается. Сжимая губы, с гневом смотрю на этого урода. Я ведь такая возбуждённая была, а сейчас ни капли. Чувствую себя до идиотизма глупо.
– И, вообще, – для пущей убедительности поднимаю руку и трясу указательным пальцем. – Ты меня задолбал. Так задолбал своими эти фразочками, отработанными годами, что ударить бы тебя, но не хочу. И где твоя девушка? Неужто, привязал её где-нибудь, и она бедная…
– Закрой рот, Мишель! – Повышая голос, он быстро подходит ко мне.
– Ты… – моргая, смотрю на него. Прикусить бы язык, но меня уже понесло. Алкоголь ни черта не помогает, наоборот, заставляет от злости и разрушенных надежд буквально трястись.
– Что я? Это не я пришёл к тебе, едва стоя на ногах! Это не я, напиваюсь до состояния, в котором несу бред! Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, – лихорадочный блеск его глаз должен испугать. Но только фыркаю, разворачиваясь и желая уйти отсюда. Уже и так унизила себя. Снова! Обидно…
– Куда пошла? – Хватает меня за локоть.
– Отвали. Ты меня бесишь сейчас…
– Бешу? Это я тебя бешу? А ну-ка иди сюда! – Одним движением обхватывает мою талию, сжимая живот, и поднимает в воздухе.
– Отпусти меня, Холд! – Визжу я, ударяя по его рукам.
– Тебе надо отрезветь! И я прослежу за этим! – Ещё крепче хватает меня, пока я болтаю ногами и пытаюсь ударить его побольнее каблуком. Царапаю его руки, а он ударяет ногой по двери в ближайшую ванную, занося меня в неё.
– Холд, я убью тебя! Я задушу тебя! Убью! Урод! – Кричу я, мотая головой и с силой впиваясь ногтями в его руки.
– Убьёшь, алкоголичка. Если я тебя раньше не придушу, – шипит он, затаскивая меня в душевую кабину, и нажимает на ручку, отпуская руки и толкая меня под ледяной поток воды.
– Освежись, бешеная кошка, – его смех наполняет мой слух. Трясёт то ли от холода, то ли от злости. Не чувствую ничего, медленно поворачиваюсь к нему. Одежда промокает полностью, по лицу скатываются струйки воды. Сжимаю руки в кулаки, даже губы трясутся от ярости, что наполняет всё тело. Холодный душ никогда не помогает вернуть себе сознание, вырвать его из алкогольного дурмана. Ох, нет, алкоголь, впившийся в каждую молекулу тела, только открывает второе дыхание.
