– Теперь всё? – Спрашиваю я.
– Нет, сейчас высушим и посмотрим, – мотая головой, Сара ищет хоть что-то для этого в ванной. Но здесь только зубная щётка, паста и дезодорант.
– В коробках, – говорю я.
– Надо было их сначала распаковать, – бурчит Ами, отправляясь на поиски фена.
Поворачиваюсь к Саре, тихо смеющейся над этим и собирающей полиэтиленовый разорванный фартук с пола.
– Миша, ты ведь знаешь, что мы рядом? – Неожиданно спрашивает она выпрямляясь.
– Да, знаю, – киваю я.
– И ты хочешь побыть одна? – Уточняет она.
– Да. Я всегда была одиночкой, Сара. В своём мире, в своих мыслях, фантазиях. И сейчас мне комфортно быть в себе. Наверное, так я восстанавливаюсь. Я не думаю о суициде, если ты из-за этого переживаешь. Мне просто хорошо наедине с собой, – честно отвечаю я.
– Хорошо. Но возвращайся к нам, мы скучаем по тебе. Очень. Я люблю тебя. Возможно, я не хороший человек, и подруга из меня хреновая, но я люблю тебя. Ближе у меня никогда не будет никого, и хочу, чтобы ты была счастлива. Ты заслуживаешь это. Однажды я сделала ошибку, но больше этого не сделаю, – шепчет она, а её зелёные глаза наполняются слезами.
– Я знаю, Сара. Ни в чём тебя не виню, всё хорошо, – заверяю я её.
– Нашла! – Крик Ами вызывает у нас улыбку, и мы выходим из ванной, а навстречу к нам девушка, играющая в руке коробкой с феном.
– Устроим салон красоты на дому? Ещё я нашла это, – поднимает другую руку с ванночкой для рук.
– Маникюр. Можно я тебе сделаю? – Спрашивает Сара.
– Да, только потом вы свалите отсюда на хрен, – улыбаясь, отвечаю я. И девушки заливаются смехом, кивая мне и уводя в гостиную.
Бесконечные минуты издевательства надо мной вызвали головную боль, желание выставить этих двух вон. Удалось поесть сэндвич, пока вытягивали мои волосы, изрезали пальцы. Терпела до критической точки, когда в ход пошли щипчики. В руках Сары это казалось оружием, и я подскакиваю с места, пряча свои руки за спиной.
– Всё, с меня хватит, – заявляю я.
– Но ты хотя бы посмотри на себя, – просит Ами.
– Потом… завтра. А сейчас идите, вам нужно подготовиться к вечеру, – указываю им на дверь.
– Ладно. Тогда до завтра. Позвони нам, может быть, в кино…
– Вон! – Повышаю я голос, смотря, как подруги, перешёптываясь друг с другом, идут к коридору и машут мне.
И только через несколько секунд я могу вздохнуть и осесть на пол, слушая тишину. Кажется, что моя голова огромная от их голосов и шума. Благодарна им… буду… завтра, а сейчас я устала от них. Понимаю, всё понимаю, но не могу принять эту весёлость и жизнерадостность. Не для меня она сейчас. Вздыхаю и встаю, возвращаясь к маникюру. Доделать хотя бы надо, а то Сара практически живого места не оставила на моих пальцах. Это занимает меня и даже расслабляет. Наслаждаюсь тишиной и одиночеством. Прекрасно, сейчас это для меня лучшее лекарство от боли.
Пятый вдох
– Марк, прости, но… – замолкаю, теребя чайную ложечку, и не могу найти оправдания своему отказу. Думала, что это будет легче.
– Понимаю, – отвечает он в трубку.
– Спасибо. Хорошо повеселиться, – произношу я, всматриваясь в чай, который остыл как полчаса назад.
– Но я всё же, скажу на проходной, что Мишель Пейн опаздывает. Вдруг ты решишься, – тихо произносит он.
– Пока, Марк, – отключаю вызов и кладу телефон на стол, шумно вздыхая.
Я даже в зеркало ещё не смотрелась, совершенно не интересно, что со мной они сделали. Два часа, если не больше, просто сижу в этой комнате и пытаюсь себя чем-то занять. Даже свет не включаю, в темноте и одиночестве. Встаю и бреду по коридору к ванной комнате. Надо бы всё же, посмотреть, вдруг придётся обстригать всё. Щёлкаю выключателем и вхожу в ванную, останавливаясь напротив зеркала. Надо поднять голову и посмотреть. Всего лишь покрасила волосы, когда я никогда этого не делала. Всего лишь… но это много для меня. Ни краска для волос, ни контактные линзы, ничего не изменит тебя. Никогда. Это всё ерунда.
Резко вскидываю голову, и девушка в зеркале приподнимает брови. Кто она? Волосы изменили меня, мой облик, даже цвет моих глаз стал практически чёрным на контрасте со светлыми прядями. Дотрагиваюсь пальцами до нового цвета и начинаю смеяться. Как больная, полоумная и сошедшая с ума. Я смеюсь. Просто смеюсь, потому что внутри ничего не изменилось. А снаружи эта девушка выглядит, словно не встречала ничего болезненного в жизни. Только скулы слишком резкие, а губы потрескавшиеся и сухие. Но ничего… как же это больно. Ведь я надеялась где-то глубоко, что поможет.
– К чёрту. Всё к чёрту, – шепчу я, мотая головой, и уверенно разворачиваюсь, проходя в спальню. Включаю свет и смотрю на бардак в комнате.
Открывая каждую коробку, ищу одежду, туфли, косметику. Пойду, я пойду туда. И Марк, и его отец были правы. Я хочу пойти туда, хочу улыбаться, хочу смеяться не от боли, а от счастья. Не готова, но я хочу. И это желание жить дальше придаёт сил. Нахожу чёрное платье, неброское, обычное под горло. Ни разу его не надевала, а теперь для него пришло время. Я в трауре и буду уважать память отца. Копаюсь в обуви и нахожу коробку, которая падает из рук. Это его туфли. Те самые туфли, которые я надевала на свидание. Они остались, и причиняют сейчас болезненный укол сердца. Отбрасываю их, как ядовитую змею.
Нет, не позволю ему сейчас снова вернуть меня туда. Нет! Его нет больше! Николаса нет в моей жизни!
Достаю коробку с чёрными туфлями и новую упаковку колготок. Нижнее бельё, самое простое, что есть у меня, тоже чёрного цвета. Нахожу косметичку и выхожу из спальни, бросая всё на диван, кроме сумочки с косметикой. Иду в ванную комнату и переворачиваю в раковину всё содержимое. Немного тональной основы, чтобы замазать синяки под глазами. Тёмные тени и тушь, гигиеническая помада и румяна. Достаточно. Итак, сейчас для себя выгляжу, как разукрашенное полотно.
Мне кажется, если я сейчас остановлюсь, то снова передумаю. Поэтому наспех натягиваю колготки, платье и надеваю туфли. Осталась только сумочка, за которой я снова бегу в спальню и распахиваю другую коробку, отбрасывая волосы назад. Достаю небольшую чёрную сумочку и возвращаюсь обратно. Перекладываю документы, деньги туда, как и телефон кладу в сумку, вылетаю из квартиры, на ходу надевая пальто.
Выбегаю на улицу и иду к дороге, чтобы поймать такси. Называю адрес места, где проходит аукцион, и теперь нет возможности вернуться. Закрываю глаза и дышу, перевожу дыхание. Не знаю, правильно ли я поступаю. Не знаю, нужно ли мне это сейчас. Не знаю, но волнуюсь так сильно, что ладони потеют. Сжимаю сумку и жду, когда меня подвезут к зданию. Расплатившись, выхожу из машины и смотрю на невысокое здание холла, где обычно и проходят такие мероприятия. Страшно шагнуть туда. Хочется развернуться и уйти.
