– У неё… она правда так страдала из-за меня? – Сглотнув, нарушил я тишину.
– Она страдала, но не из-за тебя, а из-за себя, – спокойно ответил Адам.
– Это вряд ли не из-за меня, ведь я придурок, – усмехнулся я.
– Вы оба неправильно начали строить отношения. Вы оба желали сделать друг другу больно, и с извращением наблюдали за последствиями. Но это нормально, вы защищали чувство собственного достоинства, – ответил он и я посмотрел на него.
– Я не знаю, что мне делать дальше. Я очень хочу, чтобы она была со мной, чтобы была счастлива и улыбалась мне, чтобы ничего больше не разрушило нас, – выдавил я из себя признание.
– Ты хочешь, чтобы она вышла за тебя замуж, верно? – Спросил он.
– Да.
– Но для неё это пока неприемлемо. А твоё желание продиктовано страхом потерять её. Ведь если у тебя будет документ, подтверждающий, что она по закону твоя, и теперь никуда не уйдет, ты потешишь своё самолюбие и сломаешь её. Я прав?
– Да.
– Я тебе расскажу кое-что, о чём редко делюсь с кем-то. Моя девушка, Римма, она не желает выходить за меня замуж… одиннадцать лет. Мне тридцать пять, и мы с ней живем вместе уже восемь лет постоянно, у нас есть дочь и сейчас мы ожидаем вторую. Но мы не расписаны. Это та степень доверия, к которой должен стремиться ты, – неожиданно произнес он, а я немного приоткрыл рот.
– Но как ты спокойно живёшь? Ведь твоя женщина родила тебе ребенка, и ты не женился на ней? – Изумился я.
– Вот так. Я счастлив, потому что я знаю, Римма – моя женщина. Я доверяю ей полностью. Она тоже психолог, только работает с парами на грани развода. И мы видим много судеб, которые поженились из-за страха одиночества, из-за желания привязать, поставить печать на человеке. И это приносит такие неутешительные плоды. Я знаю, что когда-нибудь мы пойдем и поставим свои подписи, но это будет обычным днем. Потому что мы уже давно себя считаем мужем и женой. И закорючка на бумаге ничего не изменит для нас, – объяснил он.
– Вам проще, вы оба психологи, – усмехнулся я.
– Когда дело касается личной жизни, то все знания испаряются, и я становлюсь обычным мужчиной, который испытывает и угрызения совести, и ревность, и желание врезать. Но я тут же вспоминаю её улыбку для меня, поцелуи, полные любви и нежности. Всё сразу приходит в норму. У вас с Оливией тоже есть такие моменты, она мне рассказывала. Мы много говорили о тебе.
– Она сейчас в порядке?
– Она разобралась в своём психологическом состоянии и мотивах поступков. Вы настолько похожи, что это удивительно. Все то, что ты чувствуешь, ощущает и она. Посмотри в зеркало и увидишь её. Я ответил на твой вопрос?
– Значит, она тоже душевно умирает, как и я, – подытожил я. – Но если я сейчас полечу к ней, то это будет неправильно.
– Почему?
– Она всегда делает шаги ко мне, а я сжигаю эти мосты. И если сейчас я брошу всё и поеду к ней, даже встану на колени, даже буду орать, какой я мудак, то в будущем мы расстанемся. Я задавливал её своим мнимым авторитетом, я не давал ей дышать, а должен был быть всего лишь любящим мужчиной. Всё это произошло из-за моего страха быть преданным, меня в жизни только и предавали. Никто не говорил мне правду, никогда. И вырос я во лжи, любил мать, и она предала меня. Меня все покидали, никто не задерживался рядом. Но я забыл, что в это число не входила Ливи. Даже когда я считал, что она променяла меня на своего отца, она оставалась со мной. А я не смог, – импульсивно говорил я, что даже встал.
– До Оливии это дошло на третий – четвертый день нашей терапии, а ты понял всё сразу, – улыбнулся Адам, я посмотрел на него как на больного. Я здесь душу выворачиваю, а он такой спокойный, да ещё и сравнивает нас!
– Ты знаешь, что делать, Гранд. Тебе надо вернуть свою жизнь, а не подстраиваться под Оливию. Когда ты сам встанешь на ноги и будешь ощущать твердую землю под собой, тогда ты найдешь тот самый выход, – он поднялся с кресла.
– Ты уходишь? Но я ни хрена не понял! – Возмутился я.
– Понял, всё ты понял. Прекрати играть в маленького мальчика, который ничего не умеет и ждёт помощи. Сейчас тебе никто не поможет, и ты можешь надеяться только на мужчину внутри. Удачи, – бросил он и вышел из гостиной.
А я хлопал глазами на его заявление. Это прикол такой? Пришел, поболтал, оставил меня в панике от переживаний и спокойно свалил? И за что ему, вообще, деньги платят? Урод, блять.
– Ну как встали твои извилины на место? – Издевательски пропел входящий Лес.
– Я должен улететь, – выпалил я и прошёл мимо него.
– К ней? Но ты же говорил…
– Нет, не к Ливи. Ещё рано для неё и для меня. Я полечу в Лондон, – уверенно произнес я и начал переодеваться, чтобы поехать к себе на квартиру.
– Но! Нет, Гранд! Не смей так поступать с ней! – Он развернул меня к себе и прижал к стенке.
– Я это делаю ради неё, – зло прошипел я и оттолкнул его.
– Нет, ты снова убегаешь, мудак! – Заорал он и сжал кулаки. – Ты снова обрекаешь её на боль, а сам бежишь от проблем!
– Сейчас это необходимо сделать, как ты не понимаешь? – Я толкнул его в грудь.
– Зачем? Чтобы она отчаялась? Чтобы больше не смогла верить тебе? – продолжал он орать.
– Чтобы я научился самому себе, а она будет всегда ждать меня. Знаю, это самонадеянно, и я полный баран, но я должен отпустить её, чтобы посмотреть, как она будет жить. Она отпустила меня в свободный полет, только чтобы я научился дышать. И я научусь, сейчас делаю всё правильно. Ты остаешься здесь за старшего, я отключаю телефон на неопределённое время. Мне необходима тишина и воспоминания. Наши с ней воспоминания, потому что я не придавал им значения. А должен был. Моё будущее зависит от прошлого. Ты поможешь мне? – Я напряженно смотрел на друга.
– А если она не дождется? – Тихо спросил он.
– Дождётся. Я уверен в ней. Она редко говорила, что любит меня, а я как попугай повторял это. Только её чувства отличались от моих. Она показывала мне любовь своей заботой, а я уверял сам себя, что люблю. Настало время мне побороться за своё счастье, и я это сделаю ради неё. А ты сделай так, чтобы Лив считала, что я уехал навсегда. Что не прочитал письмо, что ничего не знаю. Скажи ей, что я вычеркнул её из своей жизни, – напутствовал я его.
– Но это же не так? – С сомнением произнёс Лес.
– Нет. Но Ливи должна увериться, что она свободна, – мотнул я головой.
– Почему-то у меня такое херовое предчувствие внутри, Гранд, – скривился друг.
– Поменяй его, потому что я чувствую только подъём, – улыбнулся я.
– А если она покончит с собой? Вдруг её психологическое состояние не стабильное, и когда она узнает это, то что-то сделает с собой? – Со страхом прошептал он.
– Ты её не знаешь, Лес. Моя малышка никогда не опустит руки, а тем более она не станет самоубийцей. «Как бы ни было тяжело в жизни, это надо переступить, Гранд. Подними голову, моргни и ты увидишь, что в мире есть не только плохое, но и хорошее. И пусть сейчас ты этого не замечаешь, придет время, и твоя светлая дорога найдет тебя. А жизнь – это дар, и за него надо бороться. Конечно, проще умереть. Но сильные люди живут, берут себя в руки и идут дальше, даже если больно, даже если впереди темнота», – процитировал я слова Ливи, сказанные мне однажды на заднем дворе их дома, куда я пришёл в очередном алкогольном дурмане и нежелании жить.
