Поначалу Пиарс чувствовал себя крайне неловко, когда ненароком сталкивался на улице с Дафнией или её отцом, но постепенно стыд и смущение улетучились. Сейчас, встречаясь с ними, он — сама невозмутимость, воплощение полнейшего безразличия. Пожалуй, думает Дафния, у её отца гораздо больше благородства и того, что называют всепрощением, чем у неё. Сама же она при случайных встречах с дантистом всегда делает вид, что не замечает его. В упор не видит! А с какой стати ей замечать человека, который разбил их семью? Неужели он думает, что она опустится до того, чтобы заговорить с ним? Или, ещё лучше, обратится к нему за помощью?
Но вот, с яйцами-пашот покончено; отец уже сварил кофе.
— Жаль, что ты сегодня не сможешь прийти к нам на ужин! — сокрушается Дафния, размешивая ложечкой сахар в чашке. У отца все занятия расписаны до девяти часов вечера включительно. Чем длиннее день, тем больше работы. — Загляни хоть на минутку на обратном пути с работы. Мы угостим тебя тортом.
— Обязательно загляну! — клятвенно обещает отец.
Дафния знает, что без подарка он не явится. Он всегда делает Уне подарки, всякий раз выбирая именно то, что нужно девочке. Впрочем, сама Уна не сильно жалует её отца. Пожалуй, она вообще не обращает на него внимания и ей всё равно, будет от него поздравление или нет.
Зато её отец всегда, по жизни, поступает так, как надо. Вот и много лет тому назад, когда жена бросила его ради своего любовника, он поначалу вообще ничего не сказал Дафнии. Да и потом не стал настраивать дочь против собственной матери. И никаких стычек с Коном Пиарсом после его возвращения на круги своя у отца тоже не было. Дафния готова побиться об заклад, что у отца даже не возникло ни малейшего желания набить морду человеку, который таким наглым образом увёл у него жену.
Да, её отец всегда поступает правильно. Разве что один раз он ошибся, выбрав себе в жёны не ту женщину. Предпочёл какую-то пустышку, которая способна на такие подлые и низкие поступки.
В отличие от своего любовника Изабель в семью не вернулась. Правда, спустя пару недель после того как до них дошли слухи, что дантист снова объявился в их местах, мать тоже дала о себе знать. Как-то вечером раздался телефонный звонок. Было уже довольно поздно. Отец укладывал её в постель и, как обычно, читал сказку на ночь. И в это время — звонок. Он заторопился вниз… А вскоре состоялась и сама встреча. Дафния хорошо запомнила тот день, хотя ей было всего шесть лет. Она даже помнит, в чём была одета: вязаное платьице в белую и зелёную полоску, круглый отложной воротничок, тоже белого цвета, поясок, завязанный спереди бантом. Память сохранила даже такую мелкую подробность: рубчатые края пояска были на ощупь очень грубыми.
Семейная встреча состоялась в кафе при недавно построенном торговом центре на другом конце города. Несмотря на то что её детская память чётко сохранила все мельчайшие детали собственного наряда, остальные подробности той встречи, состоявшейся спустя всего несколько месяцев после того, как мать убежала из дома, Дафния помнила смутно. Обняла ли её мать в первую секунду встречи? Не помнит! Прижала к себе? Полнейший провал в памяти.
Зато отлично запомнились всякие мелочи: лучезарная улыбка, с которой Изабель смотрела на дочь, сидя напротив, нетронутый десерт с мороженым на тарелке рядом с пивной кружкой отца. Отец так и не прикоснулся к покрытым глазурью шарикам, уже начинавшим подтаивать. А ещё врезалась в память удивительная мягкость красивого шарфа непривычно яркого розового цвета, который мать небрежно бросила на свободный стул рядом с собой. Дафния даже не удержалась и украдкой погладила его. Она также помнила аромат чая, витавший в воздухе, негромкий гул разговоров за соседними столиками, позвякивание чашечек о блюдца, смех, изредка долетавший до них с разных концов зала.
Вроде ничего пугающего. Всё как обычно. И тем не менее та давняя встреча оставила в её детской душе смутное ощущение тревоги. Даже сегодня, когда Дафния вспоминает об этом, она испытывает некое скрытое раздражение, словно кто-то рядом с нею начинает царапать ногтем по стеклу. Наверное, это неуловимое состояние нервозности сохранилось в её душе — на уровне подсознания, но оно сохранилось. До сих пор Дафния помнит, как отец нервно постукивал ногой под столом все те полчаса или чуть больше, пока длилось их свидание с мамой.
Естественно, она ничего не помнит из того, о чём тогда беседовали её родители. Они разговаривали негромко, и их приглушённые слова пролетали где-то высоко над её головой, а она в это время слизывала сахарный сироп с пальцев, а потом принялась за пирожок с повидлом, которым её угостили. Но, как бы то ни было, после той встречи в кафе мать раз в неделю обязательно звонила Дафнии. И два дня в месяц, через субботу, Изабель забирала дочь после обеда и везла к себе, в небольшой городок, в котором она обитала, всего лишь в двадцати милях от их города. Или её привозил туда отец.
Программа таких встреч оставалась неизменной в течение многих лет. Свидание матери и дочери начиналось с прогулки, если погода благоприятствовала променаду. Они неторопливо шли по центральной улице городка, заглядывая во все магазины подряд. Как правило, во время такого обхода Дафнии обязательно покупался новый бант в волосы, или книжка, или ещё одна игрушка. Если на улице шёл дождь, то прогулка заменялась посещением городской библиотеки. Они вместе с мамой разглядывали в течение получаса всякие книжки с картинками, иногда мама что-то читала ей вслух. Но читала она гораздо хуже, чем это делал отец, который мог всё изобразить в лицах. Потом следовало посещение кинотеатра, если там шёл кинофильм для детей. После кино — обязательная трапеза в кафе, расположенном в самом конце центральной улицы.
Эти свидания с матерью два раза в месяц утомляли и нервировали девочку. То чувство одиночества и собственной ненужности, которые она бессознательно испытывала в первые месяцы, после того как Изабель бросила их с отцом, та безотчётная потребность в материнской ласке и тепле, всё это уже давно угасло; на смену пришли усталость и безразличие. Ведь мать снова возникла в её жизни — так же неожиданно, как и исчезла из неё когда-то. А то обстоятельство, что свидания с мамой проходили без отца, лишь вносило дополнительное напряжение в их контакты. Маленькая девочка всё время испытывала неловкость, и ей хотелось лишь одного: побыстрее вернуться домой.
Сидя в тёмном зале кинотеатра, подавленная громкими звуками, несущимися с экрана, Дафния с трудом воспринимала происходящее. Она не помнила даже названий кинофильмов, которые они смотрели, не говоря уже о том, чтобы пересказать их сюжеты. И есть ей ничего не хотелось. Её обычно хороший аппетит мгновенно угасал, стоило официантке в кафе поставить перед ней тарелку с очередным блюдом.
Но, насколько она помнит, её замкнутость и откровенное нежелание идти на контакт с матерью ни капельки не обескураживали последнюю. Изабель ничуть не волновали односложные ответы на те вопросы, которые она задавала дочери. Кажется, они ей вообще не были нужны. «Так во сколько, говоришь, ты встаёшь, когда идёшь в школу?» — вопрошала она безразличным голосом, тщательно разглядывая себя в крохотное зеркальце и аккуратно протирая уголки губ салфеткой, пока Дафния лихорадочно соображала, что и как ей ответить матери одним или двумя словами. Потом Изабель принималась стирать большим пальцем след губной помады с собственной чашки и всё время бросала рассеянные взгляды на улицу через полузанавешенное окно в кафе.
