— Итак, завтра ровно в три часа дня, сразу же за центральными воротами в парк.
— Будем! Обязательно будем тебя ждать.
Возвращаясь домой, Уна, наверное, сто раз пожалела о том, что дала слабину и согласилась на встречу. Всю ночь она не сомкнула глаз, рисуя в своём воображении всевозможные сценарии предстоящего свидания, и ни один из них, по её прикидкам, не сулил ничего хорошего.
— Здорово, что летние каникулы начинаются! — нарочито жизнерадостным тоном сказала ей Дафния за завтраком. Мачеха сейчас в разговоре с ней использовала преимущественно такие вот неестественно весёлые интонации. — Целый день в твоём распоряжении! Красота! Есть какие-нибудь планы?
«Интересно, как бы она отреагировала, если бы я сейчас сообщила ей о том, какие у меня планы на сегодня, конкретно — на вторую половину дня», — саркастически подумала про себя Уна.
— Да нет у меня никаких особых планов! — равнодушно отмахнулась она от вопроса и принялась намазывать тост ореховым маслом. Но есть почему-то расхотелось.
В школе Тео не было видно. После занятий Уна вместе с Кьярой и ещё несколькими подружками отправились обедать в кафе, но из всех заказанных яств она сумела впихнуть в себя лишь несколько ложек салата «Цезарь».
— У тебя всё нормально? — шёпотом поинтересовалась Кьяра, пока они стояли в очереди в кассу, чтобы расплатиться за ленч. — Ты какая-то сегодня очень тихая.
— Всё нормально. Просто не выспалась, вот и разморило немного, — солгала в ответ Уна. Ей не хотелось делиться своим секретом даже с ближайшей подругой. Едва ли Кьяра поймёт все правильно. А скорее всего, начнёт отговаривать от этой безумной затеи. А отговорить её, и Уна сама это прекрасно чувствовала, будет проще простого.
— Хочешь, прогуляемся попозже? Потолкаемся по городу, — предложила ей Кьяра.
— Очень даже может быть, что и захочу! Я тебе потом позвоню, ладно?
После смерти отца Кьяра ни разу не переступила порог её дома. Да и другие девчонки тоже. Всё это произошло как-то само собой. Первые недели после похорон Уне и видеть-то никого не хотелось. Она ходила на занятия, как робот, почти не участвовала ни в каких разговорах и больше всего на свете боялась вызвать к себе жалость.
Сразу же после школы, еще до того как она возобновила свои ежедневные походы в папин магазин, она возвращалась домой и запиралась у себя наверху. С подружками тоже перестала встречаться, прекратились и её постоянные вылазки в город в их компании. Чему, скорее всего, девочки были только рады. Кому приятно созерцать изо дня в день унылую физиономию, даже если это и физиономия твоей лучшей подруги.
Но даже когда первое и самое сильное потрясение, связанное с гибелью отца, прошло и она стала понемногу оттаивать, Уна неожиданно для себя самой поняла, что ей больше не хочется приводить подружек к себе домой. «И вовсе не из-за Дафнии! Нет, Дафния здесь совсем даже ни при чём. Разве Дафния виновата в том, что жизнь свела нас вместе и обрекла на то, чтобы и дальше существовать вдвоём. Так уж случилось… так вышло… и ничего с этим не поделаешь». Вот только напрасно Дафния так старательно притворяется добренькой и делает вид, что Уна что-то значит для неё. Вот она и не хочет, чтобы подружки воочию видели всё это лицемерие, а потом ещё и жалели её.
Время тянулось мучительно медленно. Казалось, три часа дня никогда не наступят. Какое-то время Уна бесцельно шаталась по магазинам, рассеянно перебирала вешалки с нарядами в отделах готового платья, хотя никакие обновки ей и задаром не были нужны, потом безо всякого интереса листала страницы глянцевых журналов у газетных киосков, тоже без всякого намерения купить хотя бы один из них. Без пяти минут три она уже стояла на автобусной остановке, чувствуя неприятную пустоту в желудке и такую же неприятную сухость во рту.
Но уже ничего нельзя отменить. Школа с сегодняшнего дня официально закрыта на каникулы. Остались только выпускные экзамены для старшеклассников. Ну, и где ей теперь искать этого Тео Квирка? Вот сдаст свои экзамены и упорхнёт себе на все четыре стороны. И осенью уже не появится в школе. Вполне возможно, они с ним никогда больше и не увидятся. Если бы у неё был хотя бы его телефон, то можно было бы позвонить, отменить встречу… сказаться больной. Откуда ему знать, больна она или нет на самом деле?
Уна неотрывно следила за минутной стрелкой на большом циферблате часов над киоском, торгующим билетами на проезд. Но вот, стрелка слегка дёрнулась и перевалила за очередную цифру. Без двух минут три. Ещё не поздно повернуть обратно и уйти прочь. Не нужно ей было соглашаться на просьбу Тео.
И тут Уна снова вспомнила отца. Нет! Она должна сделать всё, как положено… так, как поступил бы папа. Она повернулась и пошла прочь от остановки. Всего каких-то двести метров до входа в парк.
Они уже ждали её.
Первое впечатление, и сразу неожиданность. Этот человек — такой маленький! Пожалуй, он даже ниже её ростом… ну или чуть-чуть недотягивает (собственный сын выше его на целую голову!), и такой худой… кожа да кости… а она почему-то представляла его себе этаким здоровеньким толстячком. Маленький человечек крохотного росточка, уже изрядно облысевший, в потёртом чёрном пиджаке и мешковатых синих джинсах с пузырями на коленях. Покрасневшие глаза, под которыми залегли глубокие тени. Небольшой и явно свежий порез на лице возле самого подбородка. Такие неприятности и с папой порой случались, особенно когда он вставлял в станок новое лезвие.
Все трое сконфуженно замерли, молча разглядывая друг друга. «Мой папа Кевин», — наконец промолвил Тео, и мужчина смущенно протянул ей руку. После секундного колебания она взяла протянутую руку и почувствовала неожиданно крепкое пожатие. «А это — Уна!» — продолжил Тео церемонию знакомства. Как будто могли возникнуть какие-то сомнения по поводу того, кто эта девочка и что она тут делает.
— Может, по чашечке чая? — предложил Кевин, и Уна заметила, что голос его слегка дрожит. И смотрит он куда-то далеко, поверх её головы. Она быстро отказалась от предложения и снова — уже в который раз! — пожалела о том, что ввязалась во всё это предприятие. Ах, с каким наслаждением она бы очутилась сейчас где угодно, но только не здесь. И не с ними… Повисло короткое неловкое молчание. А потом заговорили оба одновременно — и отец, и сын. Они говорили сбивчиво, перебивая друг друга, и так же внезапно умолкли, сконфуженные донельзя.
Ужасно! Всё ужасно! Никто из них троих и понятия не имеет, с чего начать. О чем говорить… Ну зачем она пришла на эту встречу? Вот дура так дура!
Но тут отец Тео снова слегка откашлялся и посмотрел ей прямо в глаза. Уна заставила себя не отвести взгляд.
— Хочу поблагодарить… вас… — начал он, запинаясь и ещё не полностью владея собственным голосом. — …За то, что вы дали мне шанс… сказать вам… как… как сильно я переживаю… Всю мою боль невозможно… её невозможно выразить словами. Не проходит дня… ни единого дня… чтобы я не думал… о том, что тогда случилось. Ну, почему я не заболел? Почему пошёл в тот день на работу? Почему меня не поставили на другой маршрут? Почему…
