Открывается дверь в кухню.
— Доброе утро! — Дафния пытается изобразить лучезарную улыбку на лице. — С днём рождения!
Уна бросает на нее мимолётный взгляд. По выражению её глаз трудно понять, о чём она думает. Потом бормочет в ответ что-то нечленораздельное, отбрасывает с лица пряди волос и направляется к столику, на котором стоят чайник и тостер. У неё красивые волосы. Кудри цвета старинной бронзы густой пеленой ниспадают, рассыпаясь по плечам в живописном беспорядке. Сейчас волосы еще влажные. Видно, она только что принимала душ.
— Я уже загрузила тостер, — сообщает ей Дафния, и в подтверждение её слов зарумянившийся ломтик хлеба тут же выскакивает наружу. Уна молча берёт тост и, зевая, включает чайник. Потом открывает холодильник и достаёт оттуда ореховое масло.
Сегодня ей исполняется семнадцать лет. Красивая дата! Но отныне все дни рождения Уны будут омрачены печальными воспоминаниями о том, что случилось в этот день. «Неудивительно, что она так вяло отреагировала на поздравление», — думает Дафния. Вот и у неё самой все дни рождения тоже теперь будут ассоциироваться с Финном. Только если у его дочери это связано с гибелью отца, то у неё — с очередной годовщиной их свадьбы. Они с Финном поженились в день её рождения, когда Дафнии исполнилось тридцать два года. Сколько ещё таких дат ей предстоит встретить без него. Годы ведь летят, стремительно мелькают, словно те нарядные лошадки на детской карусели. Но каждый очередной год, прожитый без него, будет напоминать о том, сколь велика, сколь невосполнима её утрата.
Уна кладёт себе в чашку несколько ложек растворимого кофе. А ведь пока Финн был жив, она даже не прикасалась к кофе. Зато сейчас каждый свой день начинает с этого напитка. Наверное, не в последнюю очередь потому, что именно так начинал свой день и сам Финн. Она садится за стол, и Дафния замечает подозрительную красноту её лица. И глаза припухшие. «Наверняка плакала», — понимает Дафния. Сама она успела выплакаться ещё до того, как спустилась падчерица. Инстинктивно она протягивает руку, чтобы погладить Уну по руке, но та успевает отдёрнуть свою и хватается за молочник. Рука Дафнии безвольно зависает в воздухе. Дурацкое положение! Она чувствует себя обиженной. «Впрочем, за что? Уна ведь ещё ребёнок. Разве можно на неё обижаться?»
Она тычет пальцем в свёрток, который лежит возле тарелки Уны.
— Это тебе небольшой подарок на память. На всякий случай я не выбрасывала чек. Вдруг ты захочешь обменять его на что-то другое…
Подарок был приобретён несколько дней тому назад в бутике, что находится рядом с агентством по недвижимости, где она работает. Подарок действительно небольшой по размеру, но зато цена, проставленная на ярлыке, довольно внушительная. Впрочем, он того стоит. Главное, чтобы понравилось Уне. Хотя… хотя, скорее всего, падчерица не станет возиться с обменом. И носить будет вряд ли. Еще один молчаливый выпад против Дафнии.
Уна бросает безразличный взгляд на подарок, запакованный в жёлтую оберточную бумагу.
— Спасибо, — нехотя роняет она, не делая ни малейшей попытки развернуть пакет и посмотреть, что там внутри. Вместо этого она откручивает крышку на банке с маслом, опускает туда нож и извлекает кусок масла, который начинает аккуратно размазывать по тосту. До получения школьного аттестата остаётся всего ничего, год с небольшим, но пока никаких внятных заявлений на предмет того, чем она хочет заниматься в будущем. Безусловно, у девочки есть определённые артистические способности, но, судя по всему, она не собирается развивать их или тем более превращать в свою профессию.
«Ты уже решила, в какой колледж будешь поступать после школы? — поинтересовалась у неё Дафния несколько месяцев тому назад. — И вообще, какие у тебя планы на будущее?» Тогда Уна лишь равнодушно пожала плечами в ответ и сказала, что она ещё ничего для себя не решила. Можно поспорить на что угодно, что решение не принято до сих пор.
Что же происходит? Что за кошка пробежала между ними? Такое ощущение, что всё вернулось на круги своя, в то далёкое время, когда они впервые увидели друг друга. Финн познакомил её с дочерью спустя месяц с небольшим после их встречи. Уне тогда было двенадцать лет, и к появлению чужой женщины в жизни отца она отнеслась со всей враждебностью ребёнка. Помнится, тогда это страшно напугало Дафнию. Ведь если они с Финном собираются сойтись, а он с некоторых пор стал очень нужен и важен для неё, то как же она справится со всеми теми сложностями, которыми грозит ей постоянное общение с Уной? Хватит ли у неё сил? Терпения, наконец… Что она знает о двенадцатилетних девочках-подростках? Или о том, каково это быть матерью таких девочек? Или мачехой…
Вскоре после того как Финн сделал ей предложение, Дафния поделилась своими страхами с ним. Однако он тут же отмёл их в сторону как безосновательные.
«Мы долго жили с Уной вдвоём, — пояснил он свою позицию. — Только она и я. И она привыкла к тому, что нас двое, и больше никого. В этом всё дело. Со временем она поймёт, и всё образуется. Нужно просто запастись терпением. Сама увидишь. Характер у неё, конечно, сложный, но и на то есть свои причины. Ведь она потеряла мать, когда была ещё совсем маленькой. Мы даже сразу не стали ей говорить об этом. И только когда она подросла немного, мне пришлось открыть ей всю ужасную правду. Бедное дитя! Для неё это было таким потрясением!»
Словом, они поженились. И всё произошло именно так, как и говорил Финн. Мало-помалу Уна впустила Дафнию в свою жизнь. И всё у них было просто замечательно. Супер! Конечно, это не были отношения матери и дочери. Но Дафния никогда и не стала бы претендовать на такую роль. Зато она старалась изо всех сил, и у неё даже кое-что получалось.
К своему большому облегчению, ей не пришлось обучать падчерицу некоторым интимным подробностям повседневного бытия, которые неизбежно возникают по мере взросления девочки. Когда, после нескольких недель тяжёлых раздумий, как лучше подступиться к столь щекотливой теме, Дафния наконец решилась и завела разговор, то Уна оборвала её на полуслове, пояснив, что им уже всё рассказали в школе. Дафнии осталось лишь следить за тем, чтобы в ванной появились специальные гигиенические полотенчики для падчерицы, когда в том возникла нужда. А когда у девочки стала оформляться грудь, она отправилась вместе с Уной в магазин и помогла выбрать бюстгальтер нужного размера. Она же убедила Финна в том, что ребёнку необходимо купить мобильный телефон, как только Уна стала приставать к отцу с подобными просьбами.
Конечно, никто не собирается спорить о том, что к отцу Уна была привязана гораздо сильнее, чем к ней. Но Дафнии всё же удалось подружиться с девочкой. Разве они не были самыми настоящими подружками? К тому же они обе беззаветно любили Финна, и это их тоже сближало. Словом, им было хорошо втроём. Сколько чудесного времени они провели вместе.
И вот, Финна больше нет, а Уна снова спряталась в своей комнате. Закрылась там, как в неприступной крепости, и никого не хочет видеть. В самые первые дни после гибели Финна Мо буквально силком стаскивала её вниз, чтобы она хоть поела чего-нибудь. А потом Мо собрала свои вещи и уехала к себе домой. Усилием воли Дафния заставила себя поддерживать прежний распорядок дня в их доме. Каждый вечер она накрывала ужин, как это бывало и раньше. Они сидели за столом с падчерицей друг против друга и… молчали. Слишком велика была утрата, слишком трудно было поверить в то, что Финна больше нет. Горе сломило каждую из них, и обе они замкнулись в себе, не желая или не умея поделиться своими переживаниями и таким образом поддержать друг друга.
