Ближе к полудню с улицы долетает громкий звук автомобильных клаксонов. Мо выходит на крыльцо. Та самая синяя машина, заплетённая белоснежными лентами, которую она уже наблюдала, когда устроила себе короткий перекур, отъезжает от ворот дома буквально через пару домов от них и медленно направляется по улице в сторону их лавки.
Торжественный проезд по улице сопровождается непрерывными гудками. На заднем сиденье машины восседает нарядная невеста. Та замечает Мо и машет ей рукой. Мо поднимает руку в ответном приветствии. Свадьба! Как же давно была её собственная свадьба!
В тот день лило с самого утра не переставая. Помнится, мать буквально силой заставила её съесть два яйца-пашот и теплую гренку, а потом вручила ей «Чудесный медальон», символизирующий непорочное зачатие, который Мо приколола к внутренней стороне корсажа своего свадебного платья. Если ей не изменяет память, то во время церемонии на органе играла её кузина Тереза, а Мо в это время медленно шла по проходу в сторону алтаря под руку с отцом.
Она и сегодня помнит выражение лица Лео, когда они приблизились к нему, и то, как осторожно он взял её руку у отца. И как прочувствованно благодарил его за дочь, словно только что получил из рук в руки бесценный дар.
Свадебное платье ей шила мама: что-то сверкающее, белоснежное, с короткими рукавчиками фонариком. Когда Мо вечером сняла свой подвенечный наряд, то на талии чётко отпечаталась розоватая полоска от тугих сборок вокруг корсажа, и Лео нежно исцеловал всю эту полоску до самого последнего дюйма.
Она долго смотрит вслед удаляющейся машине. Водитель не перестаёт жать на свой клаксон, оглашая улицу громогласными праздничными сигналами. Но вот машина сворачивает за угол и исчезает из виду. Тогда и Мо поворачивается, чтобы вернуться в магазин.
Вот так минуты складываются в часы, а между тем её рабочая смена близится к своему завершению.
На ближайшей станции метро она покупает в магазине, торгующем предметами гигиены, подарочный набор для Уны: шампунь и кондиционер. Всё «натуральное», как написано на этикетке. «С богатым содержанием морских водорослей». Стоит ли после этого удивляться, что шампунь стоит в десять раз дороже того, который Мо покупает уже для себя в обычном супермаркете. «Можно подумать, что они выращивают эти морские водоросли у себя под окном, а не берут их даром из морских пучин», — раздражается про себя Мо.
Что же до кондиционера, то в те далёкие времена, когда росла и взрослела сама Мо, такого товара вообще не было. Никто и понятия не имел ни о каких кондиционерах. Волосы мама мыла ей дождевой водой раз в неделю. Воду собирали в специальное ведро, которое выставлялось в дождливую погоду за окно на кухне. Шампунь для волос продавался тогда в больших зелёных бутылках, и от него пахло хвоей и какой-то травой. А ещё он сильно щипал, когда попадал в глаза. В промежутках между мытьём головы мама энергично втирала ей в волосы какую-то темную, дурно пахнущую настойку. Некоторое время надо было сидеть, вдыхая в себя смрадные пары, в ожидании, пока жидкость высохнет (казалось, что ожидание это длится вечность), а потом мама брала в руки частый гребешок и начинала расчёсывать её волосы, прядь за прядью, больно впиваясь гребешком в кожу на голове, время от времени она снимала с зубьев выдранные волосы и складывала их на старую газету. Вот таким трудоёмким был уход за волосами во времена её детства.
Ну, сейчас-то всё по-другому! И средств покупных против вшей предостаточно. И всяких разных снадобий, врачующих выпадение волос и прочие напасти, тоже хоть отбавляй. Тут тебе и кремы, и эмульсии, и суспензии, и травяные настойки на любой вкус. Остаётся только надеяться, что Уне подарок придётся по душе: красивая золотистая коробка, а внутри на гофрированной бумаге тоже золотистого цвета лежат два нарядных флакона.
— Завернуть товар в подарочную бумагу? — поинтересовалась у неё высоченного роста продавщица. Кончики ресниц покрыты серебристой тушью, брови выщипаны до такой степени, что их почти не видно, ногти безобразной квадратной формы покрыты лаком какого-то буро-зелёного цвета.
— Пожалуй! — соглашается Мо. Мелочь, но всё же приятная, если вспомнить, сколько денег она вбухала за этот набор.
— Тогда с вас ещё полтора евро.
Мо таращит глаза на продавщицу в немом изумлении.
— Что?! Полтора евро? Легко же вы зарабатываете себе эти евро!
Продавщица моргает быстро-быстро. Серебристые искорки вспыхивают на кончиках ресниц.
— Так не надо?
— Не надо! — рассерженно отвечает ей Мо.
Продавщица молча кладёт коробку в обычный бумажный пакет и пробивает чек. Мо так же молча берёт коричневый пакет, а сдачу кладёт себе в карман. «Всё, экономия! Подумать только! Содрать полтора евро за какой-то кусок нарядной обёрточной бумаги. Нет уж, дудки им!» Она и дома отыщет что-нибудь подходящее. А если нет, то пустит в ход обычную фольгу для запекания.
Мо выходит на улицу и чувствует неприятную пустоту в желудке. Перед уходом с работы она всегда съедает пару сэндвичей. Но сегодня Марта и Гретта так достали своими разговорами, что она улизнула из магазина сразу же, как только пробил урочный час. Глаза бы её на них не глядели! Сейчас она пойдёт в парк, сядет где-нибудь на лавочке и перекусит себе спокойно на свежем воздухе. Вроде дождь ещё не собирается накрапывать.
Это даже хорошо, что перекус у неё состоится позднее обычного. Ведь она больше не будет есть аж до восьми часов вечера. Дома она обычно ужинает в семь. Так у них с Лео повелось ещё с тех давних пор, как они оба стали трудиться в своём магазине. Она всегда старалась прийти с работы пораньше, где-то после пяти, и сразу же принималась за готовку. Лео возвращался домой в половине седьмого. Как раз успевал принять душ и пропустить стаканчик пива, пока она накрывала на стол. Но Мо никогда не жаловалась на такой свой плотный график. Между прочим, Дафния тоже достойно несла бремя домашнего хозяйства, нужно отдать ей в этом должное. И готовить она умеет хорошо… когда захочет.
Проходя мимо кафе, Мо вдруг чувствует острое желание сходить по-маленькому. «Вот они, малоприятные издержки старости, — думает она. — Мочевой пузырь уже далеко не тот, что в восемнадцать лет». Она решительно открывает дверь и заходит в кафе. Рассеянно скользит взглядом по лицам посетителей, сидящих за столиками, а сама быстро пересекает зал в направлении двери, на которой ясно написано: «Туалет». Нужно просто сделать вид, что ничего такого не происходит и она имеет полное право заходить здесь в любую дверь. И пусть кто-нибудь только посмеет возразить ей!
На обратном пути она снова оглядывает кафе, сканируя глазами незнакомые лица. И вдруг взгляд её выхватывает женщину, одиноко сидящую за дальним столиком в самом углу зала. Обычно за такие столики садятся люди, которые хотят посидеть в одиночестве, зная наверняка, что уж здесь-то их точно никто не потревожит. Мо виден только её профиль. Женщина сидит, низко наклонив голову, вчитываясь в текст меню. Перед ней стоит явно ещё не тронутый бокал с красным вином.
