Ночь выдалась теплой, а дорога была сухой, но все равно Марджери скоро устала. После рождения второго сына, Роджера, у нее стала побаливать спина, особенно когда случалось долго ходить пешком. Но она лишь стиснула зубы и продолжала идти.
Каждые два-три часа делали краткую остановку в месте, заранее выбранном Марджери, подальше от людских жилищ. Отдыхали, утоляли жажду из протекавшего поблизости ручья, съедали по куску хлеба, который дала им в дорогу Пег Ропер, а затем, облегчившись, возобновляли движение.
Марджери настороженно прислушивалась, не зазвучат ли в ночи чужие голоса. В городе непременно нашлись бы люди, которым зачем-то понадобилось шататься по закоулкам по неким тайным, почти наверняка преступным делам, но здесь, в сельской местности, красть было почти нечего, и преступники встречались гораздо реже. Тем не менее она не теряла бдительности.
Узнав о резне в Париже в Варфоломеевскую ночь, Марджери проплакала целый день. Всех этих людей убили католики! Это было куда хуже, чем сражение, в котором одни солдаты убивают других. В Париже горожане тысячами истребляли беззащитных, ни в чем не повинных женщин и детей. Как Господь допустил подобное? А папа, вместо того чтобы обрушиться на убийц, прислал королю Франции поздравительное письмо! Разве возможно, что эта бойня произошла по Божьей воле? Нет, как ни тяжело это признавать, но папа наверняка ошибся.
Марджери знала, что Нед в те дни находился в Париже, и она опасалась за его жизнь; но потом объявили, что все, кто укрывался в доме английского посланника, уцелели. А сразу после пришла весть, что Нед женился на какой-то француженке. Марджери опечалилась – и сама укорила себя за неразумие. У нее была когда-то возможность сбежать вместе с Недом, однако она отказалась. Так с какой стати требовать от него, чтобы он всю жизнь тосковал по ней? Ему нужна жена, нужна семья. Нет чтобы порадоваться за него, наконец-то нашедшего счастье без нее! Но заставить себя радоваться не получалось.
Интересно, какова эта новоиспеченная миссис Уиллард? Говорят, француженки – дамы весьма утонченные. Небось красиво одевается, вся в шелках и драгоценностях. Внезапно Марджери подловила себя на желании, чтобы жена Неда оказалась пустоголовой вертихвосткой, которая очень скоро наскучит своему мужу. Что за недостойная мысль! Лучше пожелай Неду счастья, глупышка.
Небо на востоке заалело, когда они добрались до Нового замка, и Марджери различила впереди очертания укреплений. Облегчение мешалось с усталостью – путь и вправду оказался неимоверно долгим.
Дорога вела прямо к воротам. Со стен, как обычно, пялились грачи.
Марджери постучала. В узком оконце над воротами мелькнуло чье-то лицо, а вскоре заспанный часовой отворил тяжелую деревянную створку. Путники вошли внутрь, и часовой задвинул засов. Впервые за всю ночь Марджери ощутила себя в безопасности.
Она провела своих подопечных через двор и направила в часовню.
– Скоро слуги принесут вам завтрак и постели. Отдыхайте сколько нужно, хоть до завтрашнего утра. Но помните об осторожности. Здесь все католики, но не спрашивайте, как кого зовут, и своих имен не называйте. Не задавайте вопросов насчет того, куда вас привели и кто владеет замком. Того, чего не ведаете, вы не сможете рассказать, даже под пытками.
Наверняка Ролло втолковывал им все это раньше, и не раз, но в подобных делах повторение никому не вредило.
Завтра, подумала Марджери, она попарно выведет их из замка и отправит в самостоятельный путь. Двое пойдут в Эксетер, двое других направятся в Уэллс, третьи двинутся на северо-восток, в Солсбери, а оставшиеся пойдут на восток, в Арундел. Да, когда она с ними попрощается, они окажутся предоставленными самим себе.
Марджери вышла из часовни и вернулась в дом. Прибытие священников вызвало некоторую суматоху, прислуга проснулась и деловито сновала по кухне. Графиня поднялась наверх, в спальню сыновей. Те крепко спали в стоявших бок о бок кроватях. Она наклонилась к семилетнему Бартлету, выглядевшему старше своего возраста, и поцеловала мальчика в лоб. Затем перешла к светловолосому Роджеру, которому еще не исполнилось двух, и прикоснулась губами к его щеке.
Роджер открыл глаза – золотисто-карие, как у Неда.
3
Сильви с нетерпением ожидала первого посещения Кингсбриджа. Ведь в этом городе родился и вырос человек, ставший ее мужем. Они были женаты меньше года. И Сильви догадывалась, что ей еще предстоит многое узнать о Неде. Она знала, что Нед – храбрый, добрый, умный и заботливый; знала и любила каждый дюйм его тела; когда они любили друг друга, ей казалось, что она словно проникает ему в голову и способна прочитать все его мысли. Но это ее знание изобиловало прорехами, ибо о многом Нед предпочитал умалчивать и не спешил делиться подробностями кое о каких годах своей жизни. Впрочем, о Кингсбридже он заговаривал часто, и Сильви рвалась увидеть этот город своими глазами. Больше всего ей хотелось познакомиться с людьми, которые столько значили для ее супруга, с людьми, которых он любил или ненавидел, а особенно – с той женщиной с портрета, что стоял рядом с зеркалом в его покоях в Париже.
Повод для поездки обеспечило письмо Барни, брата Неда. Тот возвратился в Кингсбридж и привез сына.
– Не знал, что у Барни есть сын, – озадаченно произнес Нед, читая письмо в гостиной домика, который они снимали, под сенью собора Святого Павла
[81].
– А жену его ты знал? – спросила Сильви.
– Нет. Но он должен был жениться, иначе откуда взяться ребенку? Странно, что он ни словом о ней не упоминает.
– Уолсингем разрешит тебе уехать из Лондона? – Сильви знала, что Нед и Уолсингем очень заняты расширением тайной службы королевы Елизаветы и составляют списки тех, кто может злоумышлять против королевы и желать посадить вместо нее на английский трон Марию Стюарт.
– Думаю, да. Он как раз просил меня разузнать по-тихому, как ведут себя католики в графстве Ширинг, прежде всего граф Барт. Это будет несложно.
Из Лондона в Кингсбридж они отправились верхом, выделив себе на неспешную дорогу целых пять дней. Сильви пока не забеременела, так что никакой опасности для ее здоровья в поездке на лошади не было. Она грустила оттого, что так долго не могла понести, но Нед, к счастью, нисколько не печалился и не злился.
Сильви привыкла к большим городам, к столицам: сызмальства она жила в Париже, потом вышла замуж за Неда, а после переезда в Англию обосновалась в Лондоне. Малые городки казались ей безопаснее, честнее, что ли, и гораздо спокойнее. И в Кингсбридж она влюбилась с первого взгляда.
Ее поразил каменный ангел, венчавший шпиль собора. Нед рассказал, что, если верить преданию, у этого ангела лицо Керис, монахини, основавшей городской госпиталь. Сильви осуждающе покачала головой и спросила, почему же тогда статую не обезглавили, когда крушили прочие идопоклоннические изваяния и картины.
