— Ничего себе, Маргарита Федоровна!.. — откинулась на спинку стула Ника, растерянно моргнув. — Это что же получается, я не понимаю… Значит, Сева меня совсем не любил, когда женился?
— А ты? Ты разве его любила, когда за него замуж выходила? Ну же, скажи правду? Ведь не любила?
— Я… Я не знаю…
— Зато я знаю. Ты тоже не любила Севу, ты другого любила. Меня, старую воблу, не обманешь. Это вы с Севой могли друг друга обманывать, а меня не обманешь. Но тем не менее ваш брак таки пошел вам обоим на пользу, как я и предполагала. Ваша взаимная нелюбовь вас обоих спасала, была той самой соломинкой, за которую вы сумели ухватиться. Ты обрела дом, и тепло, и материальную защиту в моем лице, а Сева взвалил на плечи ответственность за тебя, тем самым скинув большую часть своих душевных терзаний. Одно обстоятельство вытеснило другое, так природой положено, и очень хорошо, что положено. Да, соломинка была хрупка и ненадежна, но… Какая-никакая, но она была…
— Надо же… — задумчиво произнесла Ника. — А я ничего не замечала.
— Конечно, не замечала. И хорошо, что не замечала.
— Почему же — хорошо? — вскинула она глаза на Маргариту Федоровну.
— Да потому! Если бы ты Севу любила, сразу бы поняла, что в твоем браке как-то неправильно все. Поняла бы, что муж тебя не любит. И все бы кончилось в одночасье, потому что любящая женщина без ответной любви в браке не станет жить. А ты ничего не замечала, да. И все держалось на хрупкой соломинке, и всем было хорошо. То есть относительно хорошо, конечно. Хрупкий баланс — он всегда относительный.
— А потом я объявила вам, что беременна, да? И что ребенок — не от Севы?
— Да, правильно. И представь, что мне в этой ситуации надо было делать? Вот ты говоришь: Севе правду надо было сказать, ага. Он только начал выбираться из темного небытия своей больной привязанности к этой Алле, только солнечный свет на небе забрезжил… А мы его раз! — и обратно бы туда затолкали. Как бы он узнал, что ребенок не от него, а? Он же тоже уверен был, что молодая жена его любит. Тем и спасался, можно сказать. Ответственность в себе чувствовал за твою любовь. Это же так необходимо — быть уверенным, что тебя любят. Идешь с работы домой — а тебя дома ждет любящая жена. Нет, не могла я этого допустить, что ты. Я ж понимала, что этот ребенок — Севино спасение. Тем более он не знал, что не может быть биологическим отцом.
— Ой, не знаю, Маргарита Федоровна, что вам теперь и сказать, — покачала головой Ника, глядя в окно. — Не знаю… Нет, с одной стороны, все правильно, да. Но с другой… Что из всего этого вранья получилось-то? Ведь ужас, что получилось. Мы зашли в такой тупик, что и не выбраться теперь.
— Да, вы оба зашли в тупик, потому что вы оба друг друга стоите! Я ведь к чему все это тебе рассказываю, ты разве не поняла? К тому, чтобы ты всю вину за происходящее на себя не брала, поделила поровну с Севой.
— Но он ни в чем не виноват, Маргарита Федоровна.
— Да вы оба не виноваты, потому что, повторюсь, вы друг друга стоите. Ты не замечала, что он другую любит, он не замечал, что ты на свидания бегаешь. Да, вы таким парадоксальным образом спасали друг друга, сами того не понимая, и потому нет между вами никакой вины. Так получилось, и все. Тем более Сева окончательно сбросил с себя вязкую муть унизительной любви к Алле, когда ты ему сына родила. Да-да, не смотри на меня так. Я не оговорилась. Да. Ему родила. Он же снова жить начал, Ника! Ты не помнишь, а я помню. Помню, как он в роддом собирался, чтобы тебя с Матвеем забрать. Он же любить начал по-человечески, а не через темное страдание! Тебя любить, понимаешь? Во всех ипостасях здоровой и счастливой любви, если можно так сказать! И это было такое счастье, такое… А, да что говорить, ты все равно до конца не поймешь.
Маргарита Федоровна махнула рукой, с трудом перевела дух, будто задохнулась эмоцией. Ника проговорила торопливо в ответ:
— Нет, я все понимаю, что вы. Теперь очень хорошо понимаю. Это ведь именно тогда вы настояли на том, чтобы он ушел из фирмы?
— Да, именно тогда. Собственно, и настаивать особо не пришлось. Он ушел, не захотел больше своими мозгами Аллу обслуживать. Если б ты знала, как она этому сопротивлялась! Даже о любви заговорила, обещала мужа бросить. Не хотела отпускать свою жертву, да еще такую необходимую, приносящую стабильный доход. Она ж думала, что Сева навсегда провалился в ее карман и навсегда там останется.
— А вы откуда об этом знаете? Вы что, с ней общались?
— Общалась, было дело. Она и через меня пыталась на Севу воздействовать. Говорила, что все осознала и поняла, что они должны быть вместе, что нельзя жить в семье без любви. Но на меня где сядешь, там и слезешь, ты же понимаешь. На что эта Алла надеялась, интересно? Что я своему сыну счастья не пожелаю? Помнишь, с каким азартом он новое дело начал?
— Я помню, Маргарита Федоровна.
— Да… А потом и ты ему помогать начала. И жизнь повернулась в другую сторону, в такую, как надо. И дом построили. А ты говоришь — надо было Севе правду сказать. И кому эта правда помогла бы?
— Да, вы правы, наверное. Со мной ведь тоже тогда что-то произошло. Я будто проснулась, понимаете? Так же, как Сева, сбросила с себя тяжесть прежних отношений. Ну не совсем сбросила, конечно. Видимо, оставалось что-то, самая муть на дне. Зато я поняла, что Севу люблю. Да, люблю.
— Ну что ж… Это и есть самое главное, дорогая моя. Значит, никто из вас друг перед другом не виноват, по большому счету, все очень удачно компенсировалось.
— Да уж, компенсировалось, — грустно улыбнулась Ника. — До развода дело дошло.
— Но ведь ты не хочешь развода?
— Нет, конечно.
— Значит, думай, что дальше делать.
— Да что тут придумаешь, Маргарита Федоровна, если я виновата? Я же сама все разрушила, сама дала себя обмануть.
— Опять себя обвиняешь, да? Прекрати немедленно. Я что, зря столько времени перед тобой откровениями делюсь? Думаешь, мне это легко, да? И вообще, что это за безобразное отношение ко мне как к свекрови?
— Почему же безобразное, Маргарита Федоровна? — испуганно подняла глаза Ника. — Вы же знаете, как я к вам отношусь.
— Да знаю, знаю. А безобразное потому, что ты меня не слушаешь. Прекрати посыпать голову пеплом, поняла? Только и знаешь, что твердить: виновата, виновата! Чувство вины никому не помогло решить ни одну проблему, слышишь?
— Хм, знаете, Маргарита Федоровна… Если со стороны нас кто послушает, ни за что не поверит, что такие слова говорит свекровь. И главное, кому говорит? Неверной невестке. Вы просто уникальная личность, Маргарита Федоровна, в который уже раз в этом убеждаюсь.
— Да брось, ничего уникального. Я самая обычная женщина. Просто во мне материнский эгоизм отсутствует, тот самый, знаешь. Классический свекровкин изюм, который, как правило, доминирует в отношении к невестке. Ну нет его, что ж поделаешь. А жаль. Если бы был, я бы показала тебе кузькину мать, конечно. А так…
