— Да, вы правы. Да, я лучше домой.
До дома Ника не доехала. Позвонила Маргарита Федоровна и сообщила возбужденным от радости голосом:
— Ника, все выяснилось! Оказывается, наш мальчик замыслил побег! Я записку у него в комнате нашла!
— Побег? Почему побег? Зачем? Куда? — спросила Ника, съезжая на обочину.
— А догадайся с трех раз куда! Ну? Если гора не идет к Магомету, то?..
— О господи!.. Неужели к Севе в Озерск?
— Правильно, молодец. Соображать пока можешь, и то хорошо. Так и написал в записке — не теряйте меня, уехал к папе. Давай, дуй на вокзал, я посмотрела расписание, поезд в том направлении через полчаса отходит. Ты где сейчас? Успеешь?
— Успею, Маргарита Федоровна. Нет, но как он решил!.. Никому ничего не сказал.
— А ты его не ругай. Сдержись как-нибудь. По-моему, это настоящий мужской поступок, ты не находишь? Пока мы маемся, пока выжидали чего-то… А пацан решил — пацан сделал. Молодец. Уважаю.
— Но вы же понимаете, что нельзя его сейчас к Севе пускать.
— Ну если нельзя, так и мчись на вокзал, снимай с поезда. Хотя я бы еще поспорила по этому поводу. Но, может, ты и права, не знаю. Как выяснилось, мои судьбоносные волюнтаристские решения себя не оправдали.
— Ну почему же, Маргарита Федоровна. Они очень даже себя оправдали. Мы потом об этом поговорим, хорошо? А сейчас мне надо успеть на вокзал.
Ника увидела сына на перроне и остановилась, чтобы передохнуть. Бежала от привокзальной площади так, что силы оставили враз, и сердце застряло в горле, и спина была мокрой от напряжения. Вдыхала пахнущий мазутом воздух, глядела на сына со стороны. Какой он собранный весь, решительный. Вот глянул на часы, сердито свел брови — в чем дело, мол, почему поезд не подают?..
А вот и поезд медленно вполз на перрон. Пора было Нике идти, обнаруживать свое присутствие.
Матвей растерялся, когда увидел ее, медленно шагающую ему навстречу. Вздохнул, произнес грустно:
— Я так и знал. Еще ведь не хотел записку оставлять. Думал, бабушка начнет волноваться, а ей нельзя. Надо было ей позвонить уже из поезда.
— А мне, значит, можно волноваться, сынок? Я ж чуть с ума не сошла!
— Я бы тебе тоже потом позвонил… Уже из Озерска.
— Но поезд туда поздно вечером приходит! И телефон ты в школе оставил.
— И что? Вечером бы и позвонил, от папы.
— И где бы ты его искал — один, в чужом городе, поздним вечером?
— Мам, я что, маленький? Я же знаю, что он в гостинице живет. Наверняка в Озерске всего одна приличная гостиница на весь город. Может, все-таки отпустишь меня, а? Вон, поезд уже стоит.
— Нет, сынок. Поедем домой. По дороге поговорим.
— Да говорили уже сто раз. Ну почему, почему? Ты даже объяснить толком не можешь, что происходит! У папы завелась другая женщина, да? Там, в Озерске?
— Хм… Смешно ты сказал — завелась… Будто про собаку.
— Да ничуть не смешно. Мне Сашка Потапов рассказывал, что у его отца так и получилось — взяла и завелась женщина в другом городе, куда он в командировку ездил. И Сашка с мамой ничего об этом не знали. А потом бац! — и отец к ней навсегда уехал. Теперь Сашке только по телефону звонит, даже в гости к себе не приглашает. А ты говоришь — смешно. Нисколько не смешно, когда говорят про чужую женщину, что она завелась. И даже правильно, что как про собаку.
— Нет, сынок. У нашего папы женщина не завелась, я думаю.
— Тогда почему?
— Я пока не могу ничего тебе объяснить, сынок. Я и сама пока ничего не знаю.
— Что ты не знаешь?
— Не знаю, как мы дальше будем жить.
— А я бы к папе съездил и все узнал. Уж мне-то он сказал бы.
— Не надо пока с папой ни о чем говорить. Ему сейчас не до разговоров. И вообще, всему свое время, сынок. Пойдем в машину, чего мы тут стоим, а?
— Ладно, пойдем.
Они молча прошли к машине, Матвей уселся на заднее сиденье, надулся, глядя в окно. А когда выехали за город, Ника услышала, как он тихо бубнит себе под нос:
— Я бы папу уговорил, чтобы не разводился. Я как лучше хотел. А если разведетесь, будете меня пополам пилить, что ли? Я ж знаю, как папа меня любит, он вообще без меня не может. И наверняка он захочет, чтобы я с ним жил.
— Я все равно не слышу твоего ворчания, сынок. Давай дома поговорим.
— Ой! Я же забыл тебе рассказать, мама! — вдруг звонко проговорил Матвей, подавшись корпусом вперед. — Помнишь того дядьку, который с нами за столиком в кафе сидел? Ну в «Пингвине», помнишь? Еще свободных столиков не было, и он нам разрешил сесть за свой столик?
— Да… Помню… И что? — осторожно спросила Ника, задержав дыхание.
— Мам, я вчера его видел, он около нашего дома ошивался, представляешь? У меня мяч улетел за забор, я выскочил его забрать… А дядька у наших ворот стоит, меня по имени позвал. Мам, он точно ненормальный! Подошел ко мне, улыбается и говорит — я твой отец, Матвей… Может, маньяк, ты как думаешь?
— Наверное… А ты, сынок? Что ты ему ответил?
— А что я должен был ему ответить? Объяснять, что он ошибся? Что у меня, слава богу, свой собственный отец имеется? Я схватил мяч да убежал. Мало ли что у него на уме, если он ненормальный.
— А почему ты мне вчера об этом не рассказал, сынок?
— Да забыл, мам! Тем более ты вчера поздно приехала. Да и вообще, чего я тебя буду каким-то дядькой-маньяком напрягать?
— Ну да… Еще маньяков нам не хватало. В следующий раз, если встретишь, вообще ни в какие разговоры не вступай, а если приставать будет, мне звони, я полицию вызову.
— Да ладно, сам знаю. Все время ты меня за маленького держишь, ей-богу. А я давно вырос и сам за себя постоять могу. И даже тебя смогу защитить, если что!
— Спасибо, сынок. Как приятно слышать такие слова. Защитника себе вырастила.
— Не подлизывайся, мам. Все равно ты зря меня к папе не отпустила. Обиделся я.
— Не обижайся, Мотечка. Пожалуйста.
— А за Мотечку вдвойне обиделся! Сколько раз тебе объяснять, что я не Мотечка, а Матвей? Тоже, придумали мне имя!
Матвей снова отвернулся к окну, демонстрируя таким образом свою обиду. Ника вздохнула, перевела дух. Злость на Антона была такой сильной, что хотелось тут же кликнуть его номер отчитать его хорошенько. Но вряд ли бы что-то получилось. Телефон у Антона наверняка отключен.
Чтобы как-то успокоить себя, Ника включила радио, и в машину полилась знакомая мелодия, будто в насмешку:
Тихо, саваном белым,
Вьюга, дом мой укрой.
Где-то ты засыпаешь.
Где-то, но не со мной.
Ника быстро выключила радио — да чтоб тебя. Что за издевательство, в самом деле? Она вздохнула и решила ехать до дома в тишине…
