— Ей жить негде, Маргарита Федоровна. Она моя подруга, я должна ей помочь, — вяло оправдывалась Ника, удивляясь искреннему недовольству свекрови.
Пожалуй, Маргарита Федоровна за все совместно прожитые годы впервые проявила такое агрессивное недовольство, и это немного обескураживало, и Ника не совсем понимала, в какой тональности отвечать. То ли и дальше оправдываться, то ли огрызнуться слегка. Ни того ни другого не хотелось, в общем. Хотелось прежней легкости и взаимного понимания с полуслова. Но тем не менее Маргарита Федоровна распалялась все больше:
— Подруга, говоришь? Да какая она тебе подруга? Вспомнила баба, як девкой была. Вы уже сто лет не общаетесь! И хорошо, что не общаетесь. Ты ж не можешь не помнить, как и почему мы тогда договаривались ее от дома отвадить. Или забыла уже? Да как ты могла, Ника?
— Я помню, Маргарита Федоровна, — твердо произнесла Ника, отведя глаза в сторону, — я все прекрасно помню. И тем не менее — я не могла оставить человека в беде.
— А если б ты ее не увидела в том кафе? И ничего, и жила бы себе дальше, не зная ни о каких Томкиных несчастьях! Тем более она сама в них виновата. Права я была тогда относительно Томкиного поведения и закрытых дверей нашего дома… Ой права…
— Я не знаю, правы или нет, Маргарита Федоровна. Не берусь судить. Но одно я знаю точно: нельзя пройти мимо своего друга, пусть и бывшего, если можешь хоть чем-то ему помочь. И прошу вас, не надо больше со мной говорить в таком тоне, я теряюсь, и мне трудно.
— Да погоди обижаться-то. Что ты, — не дала ей договорить Маргарита Федоровна. — Ты ж понимаешь, я не к тому… Я не о том хотела сказать.
— Да все я понимаю и все помню. Но как получилось, так получилось. Бывают моменты, когда душа отказывается проявлять разумную осторожность. Да если бы вы увидели, как она плакала… И услышали, что она рассказывала о нынешней своей жизни.
— Но ведь помочь можно по-другому как-то, необязательно в дом тащить! Можно было просто денег дать, например… А вдруг твоя Томка все-таки сболтнет лишнего, что тогда, а?
— Да ну… Ничего она не сболтнет. Столько лет прошло, что вы. Да Томка и сама забыла… Вон у нее сколько всего произошло.
— В том-то и дело, что у нее произошло, а у тебя нет. Ее корабль потерпел крушение, а твой летит вперед на всех парусах. Ты знаешь, откуда берутся истоки женской зависти? Они берутся из наблюдения и сравнений. Томка будет ежедневно, ежечасно и ежесекундно наблюдать за твоей жизнью, проецировать ее на свою, неудавшуюся… Сначала маленькая капля зависти набухнет, потом в лужицу превратится, а дальше, глядишь, в озерцо… Это все незаметно происходит, моя дорогая, и процесс этот неуправляемый. По ходу дела и все детали со дна озерца всплывут, чтобы воспользоваться ими в нужный момент… Зависть всегда произрастает из первоначальной благодарности, вот в чем дело! Это не я придумала, это подлый закон жизни.
— Да нет… Вы преувеличиваете опасность, Маргарита Федоровна. Томка вовсе не такая, что вы.
— Все такие, Ника. Все. Я тебя уверяю. Зависть рождается в каждой женской душе, униженной обстоятельствами. Она ведь не спрашивает разрешения, быть ей или не быть, она ведет себя так, как ей надо. Никому еще не удалось приручить зависть и заставить плясать под свою дудку.
— Нет, Томка никогда не была завистливой, я же помню. Да, она всегда мечтала заполучить обеспеченного мужа, но никогда не оглядывалась на других, сама по себе действовала. Может, не совсем корректно и даже нагло действовала, но у нее была своя философия. Нет, она не завистливая, я знаю. Она очень добрая.
— Кто? Томка добрая? Да не смеши! Ты ее идеализируешь, Ника. Да ты всех кругом идеализируешь, все у тебя добрые и ни в чем не виноватые, все белые и пушистые.
— Я не могла мимо пройти, не могла, Маргарита Федоровна, ну как вы не понимаете… Томка такая несчастная передо мной сидела…
— А ты, значит, решила сделать ее счастливой, да?
— Нет, я решила помочь.
— Ника, Ника. Ну когда ты уже поумнеешь, а? Ну пусть Томка добрая, пусть не такая. Но нельзя помочь всем добрым и «не таким»! Нельзя помочь всем несчастливым и ни в чем не виноватым, не в твоих это силах. И помочь не поможешь, и себе навредишь, вот что обидно. И вообще, научись не придумывать себе людей, Ника. А то иногда, знаешь, через край. Ты же не девочка-фантазерка, ты серьезная женщина, бизнесвумен и мать семейства. Это же смешно, в конце концов.
— Но я и в самом деле считаю, что плохих людей нет! Потому что нельзя оценивать человека по шкале хороший-плохой!
— Да только так и можно оценивать. Хотя бы для себя. Для себя, понимаешь? Каким этот человек будет для тебя — хорошим или плохим. И не обманываться, чтобы самой себе не навредить. А ты… А, да что говорить… Разве тебя можно в чем-то переубедить?.. Тоже, наивная Береника нашлась.
Маргарита Федоровна махнула рукой, медленно поднесла ко рту чашку с чаем. Ника переспросила автоматически:
— Что за Береника, Маргарита Федоровна? Я не знаю.
— Да была такая жена у одного из древних египетских царей, Береникой звали.
— А что, это имя является эквивалентом женской наивности?
Маргарита Федоровна усмехнулась, глянула на Нику с прищуром, заговорила в своей обычной веселой и слегка ироничной манере:
— Нет, отчего же эквивалентом… Наоборот… Просто она тоже вся из себя такая была, людям верила. И коса у нее была шикарная, все древние египетские бабы ей завидовали. Так вот… Когда у нее муж-царь с победой с войны пришел, эта дурочка на радостях и отрезала себе косу, да в храме Афродиты повесила, пусть, мол, люди видят, как она мужа уважает. Утром приходят жрецы в храм, а косы нет, украл ночью кто-то. Знамо дело, кто, одна из завистниц и украла, но ведь народу это преступление под таким соусом не подашь… Вот жрецы вместе с Береникой и придумали сказочку, что будто бы волосы Береники ночью на небо улетели и превратились в созвездие, и всегда будут людям напоминать о доброте и самопожертвовании Береники. А что, люди поверили. Это ж куда как привлекательнее — созвездием обозвать то, что ночью банально сперли. Та самая завистница себе шикарный парик сделала, а народ в небо до сих пор пялится и вздыхает: вон оно, созвездие, «Волосы Береники» называется. Кстати, нынче это созвездие чаще всего называют не волосы Береники, а волосы Вероники.
— Это вы сейчас про что, Маргарита Федо-ровна?
— А про то, что глупая ты, Ника. У всякой доброты есть обратная сторона — глупость. Только не вздумай на меня обижаться, ты ж знаешь, как я тебя люблю, Береника ты моя разнесчастная.
— Я тоже вас очень люблю, Маргарита Федоровна. Но все равно считаю, что нельзя отказать человеку, если…
— Ладно, знаю я твои песни. Хватит на сегодня, устала я, отдыхать пойду. Будет утро, будут новые песни. Очень на это надеюсь.
— Да те же самые и будут, Маргарита Федоровна.
— И зря! Зря ты меня не слушаешь! Взяла и привела в дом лихо… Неизвестно еще, что оно за собой притянет, ой неизвестно…
