Бешено зарычав, Пурпур пошарила у себя за спиной и с силой кинула в Искра какой-то предмет, который он едва успел подхватить и тут же с брезгливым возгласом перебросил Тёрн.
Солнышко поморщилась.
Правительница Вольных когтей с ужасом взглянула на драконью голову в своих лапах, но ужас быстро сменился облегчением. Бережно положив голову ночного на каменный пол, она отступила на шаг.
– Ну что? – в страхе пролепетала Солнышко.
– Всё в порядке, – кивнула мать, – это не он. – Пойдём на свежий воздух, – добавила она, отряхивая лапы.
– Беда! – снова зарычала Пурпур, увидев, что все уходят. – А я?
– Скоро выпущу тебя, – обернулась меднокрылая, – когда золотая улетит подальше… и не спорь! Я знаю, что ты собиралась с ней сделать. – Она ускорила шаг, и Солнышко устремилась следом, ощущая благодарность, смешанную с тревогой.
– А я знаю, чего хочешь ты! – донеслось из-за спины злобное шипение. – Только можешь не надеяться, он никогда тебя не полюбит! Сколько бы ты ни спасала его друзей, никто не полюбит, кроме меня. Одна я принимаю тебя такой, как ты есть! Для остальных ты урод, огненное чудище!
Беда толкнула дверь, оставив на дереве обугленные следы когтей, и выбежала из башни.
Солнышко догнала её на середине двора. Меднокрылая небесная сжалась в горестный комок, заламывая лапы.
– Она врёт, врёт! – горячо заговорила Солнышко, оглядываясь на Тёрн и Искра, который запирал дверь. – Пурпур хочет, чтобы ты ненавидела себя, не верь ей! Конечно, я не могу ничего обещать за Глина, но думаю… Если я хоть сколько-нибудь его знаю, то могу тебе сказать, что путь к его сердцу – это помощь друзьям.
Она вздохнула про себя, не в силах представить земляного дракончика рядом с Бедой. Он же самый добрый во всей Пиррии, а она… сколько драконов она убила – не сосчитать! Как меднокрылой заслужить его любовь? С другой стороны, если на то пошло, кто вообще может стать вровень с Глином?
Небесная фыркнула, затем неохотно кивнула.
– Никакое ты не чудище! – продолжала Солнышко. Хотя и была вначале, но ведь каждый, если захочет, может измениться. – Ты такой же дракон, как и все мы, и твоя судьба – в твоих лапах.
– Тебе легко говорить, – снова фыркнула Беда.
«Не очень-то легко, – подумала Солнышко. – Как ни старайся, друзья всё равно считают безмозглой малышкой, и не более того».
– Не отпускай Пурпур, не надо, – нахмурилась она, – лучше улетим вместе.
Меднокрылая встряхнулась, укладывая крылья.
– Обо мне не беспокойся, я справлюсь.
В сочувствии она явно больше не нуждалась. Солнышко обернулась к башне, откуда приближалась мать в сопровождении песчаного принца.
– Мне кажется, у нас есть кое-что для тебя интересное, – говорил Искр. – Если подождёшь, я схожу пороюсь в библиотеке.
Тёрн подозрительно прищурилась, песчаный усмехнулся:
– Ну, хочешь, пошли вместе, только там… – он покосился на Беду, – беспорядок, свитки кучами лежат.
– Я останусь здесь, – хмуро кивнула меднокрылая, сметая хвостом песок.
– Ладно, веди, – решила Тёрн.
Солнышко вновь поплелась за ними по запутанным коридорам дворца. По сторонам висели в ряд блестящие ромбики зеркал, отражающие свет из отверстий в стенах и крыше.
– Мама, я не понимаю, – не выдержала она. – Мне казалось, ты ненавидишь ночных… Зачем тебе понадобилось смотреть на то чучело?
Песчаная остановилась, давая белому дракону уйти подальше. Когда ритмичное звяканье ключей у него на шее затихло впереди, призналась немного смущённо:
– Я ненавижу не всех ночных… хотя, как правило, не люблю их и не доверяю, это верно. Просто ищу одного – дракоманта по имени Камнерой.
– Он что-то сделал с моим яйцом, да?
– Ну, не то чтобы… хотя можно и так сказать. – Тёрн как-то странно улыбнулась, подняв глаза к потолку.
Такой взгляд мог означать только одно. Солнышко изумлённо вытаращилась на мать.
– Не может быть! – прошептала она.
Мать вздохнула.
– Ты, наверное, сама удивлялась, почему так не похожа на других песчаных.
– Значит… – Солнышко едва удержалась на трясущихся лапах. Ни в одной из её фантазий… то есть, конечно, что-то подобное приходило в голову, но никак не племя ночных. Кто угодно, только не они!
– Да, милая, – кивнула Тёрн, тихо роняя слова в наступившей тишине. – Это потому, что ты наполовину ночная.
Глава 14
– Но ведь ночные такие ужасные! – воскликнула Солнышко. – Я не хочу иметь с ними ничего общего!
– Ну и не имей, – спокойно пожала крыльями мать, шагая дальше, – кто же заставляет тебя быть ужасной. И потом… разве ты не дружишь с одним из них?
– Звездокрыл совсем другой!
– Камнерой тоже не такой, как все. Во всяком случае, я так думала. Это было очень давно.
Солнышко чувствовала себя чужой в собственной чешуе. Даже крылья казались не своими, а какими-то чужими. Наполовину ночная, во имя всех лун!
– Пожалуйста, расскажи мне о нём! – взмолилась она. – Я хочу всё знать – ведь я могу, правда? Как вышло, что ты влюбилась в ночного?
Тёрн сложила крылья и нырнула под низкую арку.
– Восемь лет назад, – начала она, – недалеко отсюда я встретила среди песков дракона с чешуёй, как ночное небо над пустыней. Такой чувствительный, серьёзный – и очень милый, в жизни таких прежде не видела. Я же росла в Гнезде скорпионов, там надо быть грубым и жестоким, иначе не выживешь… а Камнерой вечно переживал, задавался всякими вопросами и никогда не старался казаться страшнее и злее, чем он есть. Просто был собой, понимаешь? А ещё он был очень-очень умный.
– Звучит похоже на нашего Звездокрыла, – вздохнула Солнышко.
«Интересно, – подумала она, – значит ли это, что и ей самой должны нравиться такие драконы? Может быть, ночной дракончик и есть её судьба… или она вовсе не обязана быть похожей на мать?» Мысли мелькали в голове, всё больше перепутываясь.
– Это он мне подарил. – Тёрн дотронулась до лунного камня, висящего на шее. – Я спросила, зачем он прилетел в пустыню, и он ответил, что хочет спасти своё племя. Мне это тоже понравилось – его верность. Он так волновался о своих… Тогда в Гнезде ещё не было ничего похожего, никаких Вольных когтей, каждый сам по себе. Камнерой сказал, что должен сделать очень важное дело, на которое никто, кроме него, не способен.
– О! – воскликнула Солнышко. – Теперь я понимаю, кто проложил те магические туннели!
Тёрн удивлённо обернулась на ходу.
– Так ты знаешь? Погоди… выходит, туннель не один?
– Их два… то есть я побывала только в двух.
