Впрочем, вчера Настя решила их слегка подтолкнуть. Она будто бы по пути зашла перекусить в ресторанчик «Трактир», в котором Романец обычно обедал, поскольку он находился прямо напротив его «Силуэта» и славился хорошей русской кухней.
– Настена! Здорово! – Романец первым обратил на нее внимание и даже перебрался со своего столика к ней. – Какими судьбами?
– Да вот… заезжала в ювелирный салон, – ответила Настя, которая для правдоподобия даже купила в салоне, который находился рядом с «Трактиром», серебряный с чернью браслет.
Олег взял ее руку в свои ладони, взглянул на браслет и разочарованно протянул:
– Ну-у-у… Настя! Ты даже, извини, трусы носишь от Сержика Шеховцова, а браслет купила штампованный. Не эксклюзив. К чему бы это?
– Так… понравился… Ни у кого из светских львиц такого нет!
– А-а-а… если ты его купила, исходя из этих соображений, то, пожалуй, прямо в львиный глаз и попадешь! – рассмеялся Олег.
– Говорят, у тебя через два дня презентация… – Настя сменила тему разговора.
– Говорят… – буркнул Олег и засунул в рот чуть ли не полрасстегая, с трудом прожевал и добавил: – Можно подумать, что ты не знаешь об этом!
– Знаю, конечно, – согласилась она.
– Ну… надеюсь, статья будет… как всегда?
– Какая еще статья? – хитро прищурилась Настя.
– Не понял? – Романец не донес до рта вилку с пупырчатым солененьким огурчиком.
– Что же тут непонятного! Меня никто не приглашал на твою презентацию. – Насте было очень неприятно это говорить, и она изо всех сил старалась сохранить на лице независимое выражение.
– Как? – Олег положил вилку прямо на белоснежную скатерть. Под огурцом тут же начало расплываться мокрое пятно.
– Вот так!
– Ну… это просто недоразумение, которое мы сейчас же исправим!
– Да?! – усмехнулась Настя. – Ну! Валяй! Исправляй!
– Давай-ка, милая моя, сначала доедим, а потом пройдем в «Силуэт». Я на твоих глазах отвешу по паре подзатыльников своим девкам, которые не прислали тебе приглашение, и они тут же выпишут тебе его в лучшем виде, да еще и посыплют блестками!
– А кто возместит мне моральный ущерб? – рассмеялась довольная Настя.
– Я! Настена! Конечно же, я! – выкрикнул Романец и с хрустом откусил кусочек все того же огурца, с удовольствием прожевал его и добавил: – Выберешь себе любое платье!
– Из новой коллекции? – опять хитро прищурилась она.
– Ну, мать! Ты уж не зарывайся! – Он, дурачась, строго погрозил ей пальцем.
Настя выбрала себе декольтированное платье из жемчужно-серого шелка с очень сложным кроем и множественными съемно-накладными деталями, которые в мгновение ока могли превратить его в абсолютно закрытое строгое или в эпатажно-экстравагантное полуголое. Разумеется, примерять платье она стала при Олеге. А что такого? Во-первых, он уже достаточно хорошо изучил ее тело раньше, а во-вторых, на то он и закройщик, каковым любил себя именовать, чтобы подгонять наряды по фигуре. Глубоко декольтированные туалеты надевают практически на голое тело, так чего уж тут стесняться? Раздевшись до минимализированных стрингов, она потребовала, чтобы Романец помог ей надеть платье. Просьба была оправдана наличием все тех же съемных деталей. Пока один Олег знал, в какой последовательности их надевать. Автор авангардного туалета повиновался. Его руки несколько раз коснулись обнаженной груди Насти и не менее обнаженных стрингами бедер. Будто бы случайно. Как бы в процессе.
– Я как на тебя его шил, – сказал Олег, и в его голосе Насте почудились сладко-интимные интонации. Она повертелась у зеркала и согласилась с Романцом:
– Да, мне идет. Можно я буду в нем на твоей презентации?
– Разумеется.
– Тогда я раздеваюсь? – Настя спросила это так многозначительно, что Олег по своей привычке высоко вскинул брови в удивлении, кивнул и, как ей показалось, призывно улыбнулся.
– Помоги, – попросила она.
И Романец опять принялся ее раздевать. Он не спешил. Он снимал одну деталь туалета и аккуратно раскладывал ее на кресле, потом другую. Потом расстегнул длинную «молнию» на спине, и практически обнаженная Настя выпросталась из узкого платья, как из старой змеиной кожи. Пока Олег раскладывал на кресле собственное произведение, Настя сбросила с себя последнюю деталь своей одежды. Обернувшийся Романец присвистнул и спросил:
– И что же дальше?
– А ты не понимаешь? – улыбнулась она.
– А если откажусь?
– Раньше не отказывался!
– Так то было раньше!
– А чем «сейчас» отличается от «раньше»?
– Ой, Насте-о-она, – протянул Романец, не отводя между тем от нее разгоревшихся глаз, – журналюге такого класса, как ты, грех не знать, чем мое «сейчас» отличается от «раньше».
– Разумеется, я все знаю, но не вижу смысла в твоем отказе.
– А я откажусь без всякого смысла.
– Брось, Олег! То, что я предлагаю, по-прежнему ни к чему тебя не обяжет, а… твоя Птичка-Ткачик ничего не узнает.
– Ткачик? – изумился Романец.
– Ну да, ткачиха Милочка. Ее вроде бы нет в городе?
– Нет… – Олег сказал это таким особенным глубоким голосом, один тон которого уже обещал все.
– Мы в твоем кабинете одни? – на всякий случай спросила Настя, кивнув на расписанную золотистыми пагодами черную китайскую ширму.
Романец кивнул.
– Значит, никто не донесет.
– Думаешь, дело только в том, что кто-то может донести?
– Сейчас дело только в том, что… – Настя подошла к Романцу, обняла за шею, как могла теснее прижалась к нему и шепнула в ухо: —…я очень хочу быть с тобой…
Она все рассчитала правильно. Какой мужчина в состоянии устоять, когда его обнимает обнаженная женщина?! Такая, как Настя: длинноногая, стройная, со смуглым после солярия телом… Он поднял ее на руки и уложил на огромный мягкий диван. И все случилось. То, чего Настя и хотела. А потом они поехали к нему в квартиру на Васильевский остров и отдавались друг другу остаток дня и чуть ли не целую ночь.
– Надеюсь, ты понимаешь: все, что между нами произошло, ничего не значит? – спросил ее на прощание Олег.
– По-моему, нам было неплохо вдвоем, – отозвалась Настя.
– Мне ни с кем не бывает плохо. Так уж, видно, я незамысловато устроен. Примитив и убожество.
– Тогда какая разница, кто будет с тобой: я или Ткачик? Может быть, лучше я? Я шикарнее твоей Ивиной, разве не так?
– Есть вещи поважнее шика.
– Неужто любовь? – как можно презрительнее произнесла Настя.
– А хоть бы и она!
