Добавлю, что после смерти 21-летнего цесаревича Николая Александровича в 1865 г. Н. А. Шестова удалили из дворца, но медицинской карьеры не сломали, и он с 1866-го и до смерти в 1876 г. работал ординарным профессором кафедры частной патологии и терапии Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии.
Всегда ли карьера семейного врача первого лица была стабильной и успешной
Конечно, нет. Сам факт близости врача к первому лицу порождал многочисленные соблазны, за которые, в конечном счете, приходилось платить. Кроме этого, бывали врачебные ошибки, которые на этом уровне власти также не прощались. В этом контексте можно вспомнить судьбу придворных врачей Ивана III – итальянцев Леона и Антона, казненных по распоряжению великого князя в 1490 г. Причиной тому стала смерть наследника престола Ивана Младого,
[41] заболевшего «камчюгою в ногах». Несмотря на все старания доктора «мистро Леона»,
[42] вызванного Софией Палеолог из Венеции, Иван III посчитал, что врачи должны за эту смерть ответить головой.
Участвовали ли врачи первых лиц в придворных интригах, и насколько значительным было их политическое влияние
Врачи, войдя в «ближний круг» первого лица, как правило, придерживались рамок своих профессиональных обязанностей, поскольку положение придворного медика, причастного к самым интимным тайнам первого лица, особенно в XV–XVII вв., часто определялось формулой «вход – рубль, выход – два».
Следует также иметь в виду и то, что в XV–XVII вв. одним из распространенных методов политической борьбы, что в Европе, что в Московском царстве, являлись яды. Поэтому придворные группировки старались использовать положение домашнего врача первого лица в своих интересах. С учетом этого, лекарство, прежде чем оно оказывалось в руках царственного пациента, проходило многоуровневый контроль,
[43] а Аптекарский приказ возглавляли либо родственники, либо доверенные сановники первого лица.
[44]
Тем не менее история придворной медицины знает имена медиков, далеко выходивших за рамки профессиональной деятельности. Одним из таких врачей стал выпускник Кембриджского университета Елисей Бомель (Бомелий),
[45] лечивший Ивана IV Васильевича.
До нас дошел совершенно демонизированный образ этого врача. Например, «Пискаревский летописец» называл его «лютым волхвом» и приписывал его влиянию зверства царя в период опричнины. О степени влияния Бомелия свидетельствует то, что он участвовал в принятии военных решений стратегического уровня в ходе Ливонской войны. В результате одного из таких «профессиональных» советов Бомелия пал Полоцк (1579 г.), после чего Иван IV, придя в бешенство, приказал Бомелия как «изменника» подвергнуть мучительным пыткам. В записках представителя Английской (Лондонской) Московской торговой компании Джерома Горсея упоминается, что «его руки и ноги были вывернуты из суставов, спина и тело истерзаны проволочным кнутом; он признался во многом таком, чего не было написано и чего нельзя было пожелать, чтобы узнал царь. Царь послал сказать, что его зажарят живьем. Его сняли с дыбы и привязали к деревянному шесту или вертелу, выпустили из него кровь и подожгли; его жарили до тех пор, пока в нем, казалось, не осталось никаких признаков жизни, затем бросили в сани и повезли в Кремль. Я находился среди многих, прибежавших взглянуть на него, он открыл глаза, произнося имя Бога; затем его бросили в темницу, где он и умер».
[46] Говоря о медицинской составляющей этого эпизода, нельзя что, даже используя косметику и лекарства на ртутной основе, 26-летняя женщина не могла бы накопить в своем теле столько отравляющего вещества: «Ртуть зафиксирована не только в волосах, где она оказалась в огромном количестве – 4,8 миллиграмма (в перерасчете на 100 граммов навески), но и в обрывках погребальной одежды (0,5 миллиграмма) и в тлене (0,3 миллиграмма)» (см.: Панова Т. Уж приготовлен яд, пощады не проси // Знание – сила. 1998. № 7). не отметить высокую квалификацию палача, сохранившего искру жизни в подследственном после столь жестоких истязаний.
Портрет графа И. Г. Лестока
Другим придворным врачом, плотно увязшим в дворцовых интригах, был домашний врач императрицы Елизаветы Петровны, хирург Иоганн Герман Лесток (1692–1767). Еще совсем молодым врачом он сопровождал супругу Петра I, Екатерину Алексеевну, во время ее поездки в Голландию в 1716 г. В 1725 г. его назначили гоф-хирургом ко двору 16-летней принцессы Елизаветы Петровны. В этой должности он оставался вплоть до переворота 1741 г., то есть врач находился рядом с Елизаветой Петровной в самые тяжелые для нее годы.
Устойчивая легенда приписывает именно ему активные действия по втягиванию Елизаветы Петровны в переворот. В. О. Ключевский упоминает о легенде, согласно которой, Лесток накануне переворота набросал на листе бумаги два рисунка. На одной стороне – Елизавету, сидящую на троне, а на другой – ее же, лежащую на плахе с обритой головой. Показав оба рисунка Елизавете, Лесток произнес: «Если сегодня не это (он показал на Елизавету, сидящую на троне), то завтра будет непременно это (и он указал на Елизавету, лежащую на плахе)». Видимо, врач был очень неплохим психологом, воздействуя прежде всего на эмоциональную составляющую будущей императрицы.
После успешного переворота 1741 г. начался стремительный карьерный взлет Лестока. Оставаясь домашним врачом Елизаветы Петровны в должности лейб-медика, он занял должность директора Медицинской канцелярии (1741–1748 гг.), то есть фактически «министра здравоохранения» Империи. Но самым примечательным в его карьере было то, что на протяжении длительного времени врач оказывал реальное влияние на принятие серьезных политических решений.
