Министр доложил о претензии врача императрице, уточнив, что «означенное вознаграждение производится на основании установленного, по бывшим примерам, размера вознаграждения докторам, утвержденного Ея Величеством Государыней Императрицей Александрой Федоровной 11 мая 1898 г. и 18 марта 1899 г., а именно: 25 руб. за визит в С.-Петербурге и 50 руб. в загородных дворцах». В документе рядом с пометой «Доложено Ея Величеству» имеется приписка: «Государыня Императрица изволила заметить, что д-р Симановский давно уже Августейших детей не пользовал. 9 января 1903 г. Фредерикс».
[1896]
Возможно, Симановский хотел так компенсировать время, оторванное от частной практики и образовательного процесса в ВМА, или демарш профессора был вызван тем, что его коллеге, проф. Попову, экстренно вызванному в Петергоф из имения в Курской губернии, выплатили утроенный гонорар. Кроме того, при вызове к Александре Федоровне в Царское Село Попову был выплачен двойной гонорар – 100 руб. за визит.
В результате факт 100-рублевого гонорара стал предметом самого пристального разбирательства, поскольку создавал прецедент повышения гонорарных ставок при Императорском дворе. В ходе разбирательства выяснилось, что повышенный гонорар проф. Л. В. Попову был выплачен по инициативе камер-фрау М. Ф. Герингер, перед которой ходатайствовал лекарский помощник Поляков, заявивший, что проф. Попов – «выдающийся специалист по внутренним болезням и не занимающийся более частной практикой», поэтому стандартный гонорар 50 руб. «за приглашение к Особе Ея Величества было бы быть может несоответственным… Вместе с тем камер-юнгфера добавила, что проф. Попов неоднократно косвенным образом обращал внимание на несоответственное для него вознаграждение…».
[1897] Так или иначе, просьбы двух профессоров оставили без последствий и им по-прежнему платили скромный, по их мнению, гонорар.
В 1904 г. проф. Симановский приглашался в Зимний дворец к великим княжнам Ольге (9 раз; 225 руб.) и Марии (7 раз; 175 руб.), заработав всего 400 руб. Тем не менее профессор продолжал борьбу, и в документах зафиксировано: «Проф. Симановский по имеющимся в канцелярии Ея Величества сведениям неоднократно обращал внимание на малый размер назначаемого ему вознаграждения».
[1898]
Видимо, «гонорарный вопрос» продолжал обсуждаться, и в марте 1905 г. в докладе министру Императорского двора указывалось, что «норма вознаграждения установлена на основании специальных соображений и указаний лейб-хирурга Гирша и инспектора Придворной медицинской части лейб-хирурга Вельяминова», поэтому министр «не нашел оснований к изменению означенной нормы в данном случае».
[1899]
Кто решал ЛОР-проблемы членов семьи Николая II после его отречения в марте 1917 г
Как упоминалось выше, последний визит проф. Симановского в Александровский дворец Царского Села состоялся 28 февраля 1917 г. Надо отдать должное мужеству профессора, поскольку к этому дню в Петрограде полным ходом развивались события, которые мы знаем как Февральскую революцию 1917 г. Так, рано утром 28 февраля Временный комитет Государственной думы объявил, что берет власть в свои руки ввиду прекращения деятельности правительства Н. Д. Голицына. В этот же день Николай II выехал из Ставки в Петроград. В это же время его дети один за другим слегли, заболев корью, на которую наложилась ангина. Как указывается в архивном документе, дочери царя «хворали ушами после кори». Рядом с ними других врачей, кроме Е. С. Боткина, не было. Остальные лейб-медики не могли или не хотели добираться до Царского Села через столицу, охваченную революционной анархией со всеми сопутствующими эксцессами. Проще говоря, в Петрограде уже несколько дней на улицах шла стрельба. Поэтому после 28 февраля 1917 г. в Александровский дворец стали приглашать отиатра Бориса Михайловича Арбузова – ординатора Царскосельского Дворцового госпиталя, который посетил резиденцию в марте 1917 г. 20 раз.
[1900] Собственно, этим эпизодом закончилась деятельность лейб-отиатров при Российском Императорском дворе.
Глава XIII
Занятия спортом и состояние здоровья первых лиц империи
[1901]Забота о состоянии здоровья правящих особ Российской империи всегда была предметом самого пристального внимания всего ближайшего окружения монархов. Да и монархи отчетливо понимали, что их здоровье является важным фактором устойчивости государства. Поэтому спорту, в самых разных его ипостасях, уделялось самое пристальное внимание.
Когда монархи начали заниматься гимнастикой
Как известно, порядок православной церковной службы требует хорошего здоровья. Конечно, московским царям, выстаивавшим на службе в храме по нескольку часов и клавшим по сотне земных поклонов, в голову не приходило, что это специфический вариант гимнастики. Но когда знакомишься с распорядком дня набожного царя Алексея Михайловича, то приходит в голову именно такая аналогия. Он мог выстоять в церкви по 5–6 часов и клал по тысяче земных поклонов, а в большие праздники – и по полторы тысячи.
[1902] Такие подвиги, безусловно, требовали хорошей физической формы.
В XVIII в. российским монархам было хорошо известно популярное латинское выражение «Mens sana in corpore sano» – «В здоровом теле – здоровый дух». В Зимнем дворце первой начала реализовывать эту максиму Екатерина II, которая в своей «Бабушкиной азбуке» обязала воспитателей великих князей Александра и Константина Павловичей заниматься с ними разнообразными упражнениями, которые смело можно назвать физкультурой. Например, в феврале 1782 г., когда Александру I шел пятый год, любящая бабушка распорядилась соорудить в покоях внуков в Зимнем дворце качели, высказав пожелание, чтобы их украсили не резьбой, а живописью.
[1903]
Императрица желала, чтобы юные князья как можно чаще бывали на свежем воздухе, на солнце и на ветру. Зимой она рекомендовала поддерживать температуру в комнатах внуков не более 13–14 градусов тепла. Летом им можно было купаться столько, сколько захотят, лишь бы перед тем они не вспотели. Если мальчики начинали играть, воспитателям рекомендовалось не мешать детям и «малых неисправностей при игре не унимать», поскольку, по мнению императрицы, «дав в игре детям совершенную свободу, можно узнать нрав и склонности их». Эти заложенные Екатериной II педагогические новации устойчиво воспроизводились и при последующих царствованиях.
