В августе 1894 г. никаких официальных сообщений о резком ухудшении состояния здоровья Александра III не публиковалось, что еще больше подогревало слухи. Н. А. Вельяминов отмечал, что он «относился к этим слухам с большой долей сомнения, ибо не допускал, что министр двора и другие приближенные не сумеют настоять на необходимости официально оповещать Россию о состоянии здоровья царя».
[1596]
После того как здоровье императора несколько стабилизировалось, он с семьей, по совету Захарьина, переехал сначала в Беловеж, а затем в Польшу, в охотничье имение Скреневицы. Надо заметить, что и там условия были далеки от идеальных, требующихся для лечения царя. Но, видимо, Александр III не хотел выбиваться из привычного ритма своих сезонных переездов.
Как писал Ламздорф в сентябре 1894 г., «дворец в Беловежской пуще, на строительство которого было затрачено 700 000 рублей, получился сырым; Захарьин пришел к выводу, что пребывание в нем было очень вредным».
[1597] Кроме этого, царь не хотел соглашаться с тем, что серьезно болен, и пытался вести привычный образ жизни: занимался государственными делами и ходил на охоту. Поэтому уже в начале сентября заболевание обостряется. Как записала в дневнике 7 сентября 1894 г. А. В. Богданович, «в Беловеже, на охоте, он простудился. Началась сильная лихорадка. Ему предписали теплую ванну, в 28 градусов. Сидя в ней, он охладил ее до 20 градусов, открыв кран с холодной водой. Пошла в ванне у него горлом кровь, сделался с ним там же обморок, лихорадка увеличилась. Царица дежурила до 3-х часов ночи у его постели».
[1598] Срочно из Москвы вызвали Г. А. Захарьина, который, по словам Вельяминова, «высказал очень мрачное предположение, но странным образом, опять уехал, оставив там за себя, кроме Гирша, своего ассистента, никому не известного доктора Попова
[1599]».
[1600]
Там же, в Беловеже, 8 сентября 1894 г. Александр III написал последнее письмо к дочери Ксении Александровне в Крым, в котором описывал свое самочувствие: «С тех пор, что переехали сюда, чувствую себя немного лучше и бодрее, но сна никакого, и это меня мучит и утомляет ужасно, до отчаяния… Здесь я почти каждый день на охоте… сижу на строгой диете. И ничего мясного. Даже рыбы не дают, а вдобавок у меня такой ужасный вкус, что мне все противно, что я ем или пью».
[1601]
Болезнь императора быстро прогрессировала, и Захарьин высказывал крайне пессимистические прогнозы. Он предложил как можно быстрее переехать на юг и присоединился к диагнозу, поставленному Гиршем: «хроническое интерстициальное воспаление почек». Много лет спустя, в конце 50-х гг. XX в., великая княгиня Ольга Александровна вспоминала о приезде Захарьина. Эти воспоминания ребенка носили негативный характер, хотя, может быть, разговоры взрослых наложили отпечаток на детское восприятие: «Я до сих пор помню его… Знаменитый этот специалист был маленьким толстеньким человечком, который всю ночь бродил по дому, жалуясь, что ему мешает спать тиканье башенных часов. Он умолял Папа остановить их. Думаю, что от его приезда не было никакого толка. Разумеется, отец был невысокого мнения о враче, который, по-видимому, был главным образом занят собственным здоровьем».
[1602] Вряд ли эти детские воспоминания соответствовали действительным отношениям, сложившимся к сентябрю 1894 г. между царем и Захарьиным. Поскольку осень 1894 г. оказалась дождливой и климат Беловежа был небезопасен для императора, вскоре приняли решение переехать в Польшу – в имение Скреневицы. И уже там к Александру III пригласили из Германии профессора Лейдена.
[1603]
15 сентября 1894 г. несколько человек отметили в дневниковых записях. Цесаревич Николай записал в этот день: «Мама объявила Папа о приезде Лейдена и просила его позволить тому сделать осмотр, на что Папа сначала не соглашался, но под конец он сдал убедительным доводам дяди Владимира. Лейден нашел у Папа воспаление почек в том состоянии, в котором их увидел Захарьин, но, кроме того, и нервное расстройство, переутомление от громадной и неустанной умственной работы. Слава Богу, что Папа подчинился всем его требованиям и намерен слушаться его советов». В этот же день в письме к невесте он писал о Лейдене: «Доктор очень хороший и действует успокаивающее – он сказал, что находит состояние Папа лучше, чем думал, и что слабость вызвана не только болезнью (что-то в почках), но и общим состоянием нервной системы».
[1604]
Удивительно оперативно информированная А. В. Богданович записала в дневнике в тот же день, но только в Петербурге: «Приглашен к царю из Берлина профессор Лейден… специалист по болезни почек, и указали на него принц Альтенбургский и генерал Вердер. У царя, оказывается, нефрит – болезнь почек».
[1605]
Лейден пробыл в Скреневицах с 15 по 17 сентября 1894 г. и на совещании с лейб-медиками, по его словам, «было решено, что пациент, чувствовавший себя несколько лучше после исполнения моих советов, отправится на зиму в Крым, в Ливадию и предоставит себя южному теплу и влиянию морского климата».
[1606] Кстати, первоначально речь шла о поездке в Египет, затем в качестве одного из вариантов рассматривался переезд на виллу Монрепо на острове Корфу, который был предложен королевой эллинов Ольгой Константиновной.
[1607] Но император, вполне отчетливо понимавший мрачные перспективы развития своего заболевания, отказался выезжать за пределы Империи, сказав, что «русский царь должен умереть в России»,
[1608] и только после этого было решено ехать в Ливадию.
