Лечение императора велось на уровне попыток введения в ежедневное меню элементов диетического питания. Мария Федоровна в середине мая 1894 г. писала мужу: «…очень рада, что ты, наконец, стал пить горячее молоко с Эмсом».
[1587] Под «Эмсом» имелась в виду эмсская минеральная вода, которая в конце XIX в. считалась очень полезной при лечении катара верхних дыхательных путей (!).
Следующий кризис в развитии болезни Александра III пришелся на начало августа 1894 г. Как свидетельствует генерал Н. А. Епанчин, «7 августа около 5 часов дня Государь посетил наш полк в лагере при Красном Селе… мы во время парада заметили, что Государь производил впечатление больного человека. О болезни Государя было уже известно, но когда он вошел в собрание, нам сразу стало очевидно, что он чувствует себя весьма нехорошо. Он не без труда передвигал ноги, глаза были мутные, и веки приспущены… Когда Государь уехал, мы все с горечью и тревогой обменивались впечатлениями. На другой день во время беседы с Цесаревичем на призовой стрельбе я спросил его, как здоровье государя, и сказал, что вчера все мы заметили болезненный вид Его Величества. На что Цесаревич ответил, что Государь уже давно чувствует себя нехорошо, но что врачи не находят ничего особенно угрожающего, но они считают необходимым, чтобы Государь уехал на юг и меньше занимался делами. У Государя неудовлетворительно действуют почки, и врачи считают, что это в значительной степени зависит от сидячей жизни, которую последнее время ведет Государь».
[1588]
Император, который традиционно пренебрегал лечением, пытаясь обойтись советами своего домашнего врача Г. И. Гирша, летом 1894 г. все же согласился обратиться за помощью к признанным медицинским авторитетам. Подтолкнула его к этому резкая опоясывающая боль в пояснице, случившаяся во время маневров в Красном Селе. В результате из Москвы в Петергоф срочно вызвали терапевта проф. Г. А. Захарьина. Он прибыл 9 августа 1894 г. в сопровождении проф. Н. Ф. Голубова. Из письма Г. И. Гирша врач уже знал, что у царя в июле было отмечено присутствие белка в моче. После проведенных исследований выяснилось, как пишет Г. А. Захарьин, «постоянное присутствие белка и цилиндров, т. е. признаков нефрита, некоторое увеличение левого желудочка сердца при слабоватом и частом пульсе, т. е. признаки последовательного поражения сердца, и явления уремические (зависящие от недостаточного очищения почками крови), бессонница, постоянно дурной вкус, нередко тошнота».
[1589]
Врачи сообщили о диагнозе императрице и Александру III, не скрывая, что «подобный недуг иногда проходит, но в высшей степени редко».
[1590] Фактически это был приговор. По мемуарным свидетельствам, Александр III ответил Захарьину: «Да, но разве это важно для императора». Императрица Мария Федоровна сделала врачу выговор за его резкость в постановке диагноза, на что старый врач отвечал: «Я знаю, что я говорю».
[1591] В те же дни лейб-хирург Н. А. Вельяминов (как он пишет, 8 или 9 августа) был принят царем, и, уже зная свой диагноз, Александр III «говорил о своем здоровье неохотно».
[1592]
Известие о заболевании императора по дипломатическим каналам моментально стало известно в Европе как важнейшая информация политического характера. Цесаревич Николай в письме к своей невесте Алисе Гессенской 11 августа 1894 г. с удивлением спрашивал: «Как ты узнала, что мой отец не совсем здоров? Я и от бабушки (английская королева Виктория. – И. З.) получил телеграмму. Она спрашивает о его самочувствии. Но, слава Богу, можно не волноваться. Это перенапряжение – он работал все эти годы по ночам. Старый доктор из Москвы говорит, что он должен пару месяцев отдохнуть и на некоторое время переменить климат. Поэтому ему будет полезно поехать в Польшу, где сухой воздух. Бедный Папа очень расстроен, теперь он попал в руки докторов, что само по себе уже не весело. Но не всегда можно этого избежать. Он реагирует острее, чем другие, потому что болел всего два раза в жизни – 22 года назад и прошедшей зимой».
[1593] В этот же день цесаревич записал в дневнике, что «Захарьин долго сидел у Папа».
Однако через несколько дней, 16 августа 1894 г., в очередном письме к невесте, цесаревич более подробно пишет о здоровье отца: «…мне не нравится, как выглядит дорогой Папа, он так кашляет, они говорят у него раздражено горло. К тому же, он почти не спит, всего пару часов, что, конечно, выбивает его из колеи на целый день – подумать только, что это результат чрезмерной работы по ночам и нередко до 3-х часов утра!.. Почти все, что он любит – фрукты, молоко и т. п. – теперь вызывает отвращение, хотя ленч и обед он съедает с аппетитом; но к чаю и кофе не прикасается. При этом у него, к счастью, нет никаких болей, доктора говорят, что ему необходим покой и, конечно, сон; но эта проклятая слабость – вот что мне не нравится. Но, Бог даст, с переменой места, климата и образа жизни это его недомогание пройдет, как прошло зимой».
В этих обширных цитатах поражает неинформированность цесаревича об истинном состоянии здоровья отца-императора и страшных перспективах развития болезни! При этом невеста цесаревича, гессенская принцесса Аликс, видимо, уже в середине августа 1894 г. вполне отчетливо представляла сияющие перспективы своего скорого замужества.
Г. А. Захарьин в своих записках объяснял столь резкое ухудшение здоровья Александра III тем, что тот не выполнял предписаний врачей, а также приводил в качестве причин «постоянное утомление умственными занятиями, а весьма нередко и телесное, постоянно недостаточный сон, частое пребывание на воздухе во всякую погоду; роковое же влияние на развитие и быстрый ход болезни имели крайне холодное и сырое лето и еще более сырой и холодный нижний этаж государева помещения в Александрии (около Петергофа), в особенности находившаяся в этом этаже опочивальня, наиболее холодная и в высшей степени сырая. Государь не выносил жары и всегда искал прохлады».
[1594] О негативных последствиях жизни в петергофском Коттедже пишет также К. Головин. Он упоминает, что Захарьин советовал Александру III избегать холодной сырости Петербурга, которая делалась еще более опасной «благодаря антигигиеническим условиям дворца в Александрии».
[1595]
