Отец пожал его руку.
— Договорились.
Он приподнял бровь.
— Достанете мне десять тысяч долларов?
— Нет. — Отец смотрел на гору. — Я достану вам воду.
Мы с Биг-Бигом выехали на автомобиле, а отец управлял бульдозером. Мы следовали за ним две мили по шоссе с включенными аварийными огнями, поскольку он вихлял по дороге, как пьяная змея, стараясь приноровиться к рычагам.
— Теперь я видел все, — с улыбкой произнес Биг-Биг.
Когда мы достигли Т-образного перекрестка, отец послал нас в город, чтобы мы наполнили дизельным топливом все пятигаллонные канистры, пока он будет добираться до хижины. Через два часа, когда мы вернулись, он уже вовсю трудился над руслом нового ручья. К вечеру третьего дня он сжег массу солярки и вырыл траншею глубиной четыре фута, спускавшуюся по спирали с нашего склона горы. Это был бы отличный ручей, если бы в нем появилась вода. Когда я спросил отца, откуда он собирается взять воду, он ответил:
— Попробую пробить дыру в дне «Божьей тарелки каши».
На четвертое утро мы доехали до ранчо старого скотовода и постучались в парадную дверь. Он встретил нас точно так же, как и раньше, перекатывая зубочистку во рту.
— Вы не прочь немного покататься? — предложил отец.
Он недоверчиво посмотрел на нас, но согласился, и отец отвез нас на дальнюю сторону его участка, где русло пересохшей реки встречалось с гранитными утесами горы Принстон. По прямой наша земля находилась менее чем в одной миле от его надела, но по дороге путь занимал полчаса. Как говорил отец, иногда нужно обогнуть локоть, чтобы дотянуться до большого пальца.
Отец вышел из автомобиля и посмотрел на часы. Потом он начал расхаживать по речному руслу с поднятыми руками. Мистер Слокомб прислонился к капоту, скрестил руки на груди и с некоторым интересом наблюдал за передвижениями отца. В 10.30 отец отсчитал десять шагов от стены утеса до середины пересохшего русла, где он поставил небольшой круглый камень. Он специально сделал так, чтобы скотовод хорошо видел все это. Потом он тоже прислонился к капоту автомобиля и скрестил руки на груди.
— Сколько вы потратили на судебную тяжбу? — небрежно спросил отец.
Мистер Слокомб даже не моргнул.
— Шестьдесят три тысячи восемьсот четырнадцать долларов.
Отец кивнул, глядя на утес. После 10.35 скотовод махнул рукой в сторону речных камней:
— Может быть, вам нужно еще походить или станцевать? Спеть гимн или что-нибудь еще?
Отец продолжал смотреть на утес. В 10.40 мистер Слокомб спросил:
— Мистер, вы это серьезно?
Отец покачал головой.
— Пожалуй, что нет, но… — Он посмотрел на утес и улыбнулся. — Я знаю, где найти воду.
Пока он говорил, сверху донесся рокочущий звук, который сменился ревом, словно приближающаяся буря. Я стоял сзади и слышал нарастающий шум, так что предпочел укрыться за задней дверью кузова.
Через несколько секунд поток воды шириной с автомобиль устремился, как пушечное ядро, через край утеса, вылетев на восемь-десять футов в сторону от каменной стены и приземлившись прямо на камень, поставленный отцом. Первый удар вырыл яму в песчаном ложе, которая, по мере поступления воды сверху, наполнила русло до краев.
Когда вода обрушилась сверху, у скотовода отвисла челюсть, жеваные табачные листья вывалились наружу, а глаза округлились, как пятидесятицентовые монеты. Он подошел к берегу, посмотрел вверх, потом вниз на воду, потом на крошечные брызги, оседавшие на его лице и плечах. Он стоял так некоторое время, пока рев новорожденного водопада заполнял наши уши.
Когда вода достигла определенного уровня, с ней произошло то, что происходит со всеми реками. Она устремилась вниз по склону, следуя своим естественным курсом через пастбище и мимо загона с двумя тысячами голов жаждущего скота. Систер Слокомб в абсолютном изумлении смотрел на утес, на воду, а потом на шестидесятифутовый водопад, низвергавшийся на его землю. Он простоял так две минуты, словно ожидая, что все закончится так же неожиданно, как и началось.
— Так оно и будет? — спросил он, увидев, что вода по-прежнему льется.
Отец кивнул.
Мистер Слокомб снял шляпу, вытер лоб и швырнул шляпу на землю.
— Ну, не будь я старым простофилей! Мистер проповедник, вы это сделали! Вы и впрямь это сделали! — Он рассмеялся и бросился в воду, доходившую ему до середины бедер. Потом он пошел против течения к водопаду, открыл рот и вытянул руки. Вес воды, обрушившейся ему на плечи, столкнул его в бассейн, где он начал кататься и резвиться, как дельфин.
Наконец он встал, брызгаясь, хохоча и отплевываясь.
— Здесь достаточно воды, чтобы напоить пятьдесят тысяч голов, а не то что две тысячи! — Он поднес сложенные ковшиком руки ко рту, сделал несколько больших глотков, с удовольствием сплюнул и стал танцевать джигу.
Я хотел спросить, что стало с остатками его табака в кисете, но не успел. Поскольку температура воды была близкой к нулю, он недолго пробыл в воде. Мистер Слокомб выбрался на берег, поднял мятую шляпу и нахлобучил ее на голову. Потом он без предупреждения заключил моего отца в медвежьи объятия, что выглядело довольно забавно, поскольку отец был как минимум на две головы выше его. Потом он вцепился обеими руками в руку отца и принялся трясти ее.
Отец рассмеялся.
— Мы начнем ставить автомобили на парковку в пятницу, в четыре часа дня.
Скотовод в ответ рассмеялся.
— Мистер, я помогу вам припарковать все автомобили до единого.
Глава 13
Одним из непреднамеренных итогов стало то обстоятельство, что водопад был виден с шоссе за целую милю и представлял собой легко заметный ориентир. Слухи распространились, название прижилось, и наш первый уик-энд у Водопада стал памятным событием.
Мы начали расставлять шатры в четверг, а устанавливать сцену — утром в пятницу. После полудня у ворот уже выстроилась очередь автомобилей. Отец любил парковать автомобили и говорил, что это как держать руку на пульсе своей паствы, не считающей его врачом. Он открывал дверь, подавал руку и спрашивал людей, как они поживают. К шести вечера они на пару с мистером Слокомбом припарковали несколько сотен автомобилей.
Во время паузы перед службой мистер Слокомб вытер потное лицо полотенцем и спросил:
— Вам нравится это делать, мистер проповедник?
Отец пожал плечами.
— Много лет назад я научился задавать один вопрос так, чтобы человек мог излить пятнадцать лет душевной боли за три минуты. Даже замкнутые люди открывают двери в свое сердце. И когда они делают это… я пытаюсь слушать, — он помедлил, — своим сердцем.
Он одолжил полотенце мистера Слокомба, вытер лицо и махнул рукой в сторону пастбища:
