У Лили было множество поводов критиковать Вольфа, но про него никак нельзя было сказать, что он недостоин доверия. Наоборот, слишком достоин. Слишком честен. И слишком несдержан в своих чувствах.
– Позвольте не согласиться. Он сам по-своему во многом наивен.
Хантли устремил на нее изумленный взгляд.
– Вы, разумеется, шутите.
– Он просто не привык к нашим обычаям, – упрямо продолжила Лили. – Он иностранец и принц, и если мои предположения верны, его всю жизнь оберегали и защищали.
Улыбку Хантли можно было назвать исключительно самодовольной.
– Дорогая Лили, отдаю должное вашей доброте. Уверен, что принц очарователен, когда хочет казаться таковым. И вы считаете его наивным. Но это не так. Он волк. Настоящий хищник по натуре.
– Вы его не знаете.
– И вы тоже. Прошу, не позволяйте ему вас одурачить плохим английским и манерой выкладывать все, что в голову взбредет. Он пользуется этим, как предлогом говорить и делать возмутительные вещи, поэтому меня так и подмывает выйти из экипажа и прошептать бедной Эмме несколько слов предостережения.
Лили не думала, что бедной Эмме понравится столь бесцеремонное вмешательство в ее дела, но вслух она спросила:
– И что вы ей скажете? Что принц говорит все, что думает, и при этом смешит ее своими замечаниями? Или что на следующем балу он захочет танцевать с ней все танцы, невзирая на правила приличия? Возможно, он даже решит дерзко ей исповедаться и признается, что у него нет денег? – Под изумленным взглядом Хантли Лили вспыхнула, сообразив, что открыла слишком много. – Я согласна, что Вольфински высокомерен и любит командовать, но остерегать женщин на его счет смысла нет. Учитывая возраст мисс Гордон и взгляды, которые она бросает на принца, возможно, как раз он нуждается в предостережениях.
Хантли на миг оцепенел и выпрямился.
– К чему предупреждать Вольфински насчет Эммы? Я шокирован, ведь вы даже… – Он покачал головой и свел брови. – Вы не знаете ее так хорошо, как знаю я. В ней нет ни капли алчности. Она удивительно преданная дочь и не вышла замуж только по той причине, что ухаживала за отцом во время его продолжительной болезни. Только не думайте, что Эмма ищет богатого мужа. Она была единственной наследницей своего отца и теперь хорошо обеспечена.
Выслушав последнее откровение, Лили вдруг поняла, что ей по какой-то причине стало не по себе еще больше.
– Уверена, что богатство мисс Гордон – ее преимущество, но вряд ли оно поможет ей завоевать интерес принца. Вольф превыше всего ставит любовь.
– Откуда вы знаете?
Лили открыла рот, готовая произнести «он сам сказал», но поняла, что не может признаться в столь крамольной вещи, как подобные беседы по душам. Сразу станет ясно, насколько они близки.
А они близки, несмотря на тот факт, что он перестал донимать ее признаниями в любви. Но ему это ни к чему, потому что она и без того остро ощущает его присутствие. Даже сейчас она чувствовала прикосновение его губ, тепло его рук, ее ласкавших…
Наконец к ней вернулся дар речи и она хрипло пробормотала:
– Он говорил мне и, как я полагаю, другим людям тоже, что по правилам его страны он имеет право жениться по любви.
– Принц? Абсурд. Кроме того, я вообще сомневаюсь, что он подумывает о браке. – Взгляд Хантли вернулся к Эмме, продолжавшей болтать с Вольфом. – Думаю, цели принца весьма низкие. Он всего лишь хочет то, что не может иметь.
Чтобы сдержать рвущуюся с языка резкость, Лили стиснула зубы.
До них донесся громкий смех Вольфа: должно быть, Эмма удачно пошутила.
Губы Хантли побелели.
– Я поговорю с Эммой. У этого человека не получится выставить ее дурочкой в глазах окружающих!
Лили снова проглотила язвительную, совершенно не подобавшую леди реплику, хотя она так и просилась на язык.
Господи, почему она так злится на Хантли? Он всего лишь заботится о хорошем друге, и это говорит только в его пользу. И все же она готова поклясться жизнью, что Вольфински так же благороден, как Хантли. Если не благороднее.
Но подобной ничем не подкрепленной уверенности будет недостаточно, чтобы убедить Хантли. Граф смотрел на Вольфа так злобно, будто хотел его убить.
Вольф махнул рукой ожидавшему конюху и помог Эмме сесть в седло, подняв ее без видимых усилий.
Хантли что-то пробормотал. Лили же просто наблюдала, не понимая обрушившихся на нее чувств.
Она встретила этого мужчину всего четыре дня назад. Не может же она ревновать!
Принц подтянул стремя седла Эммы, и хотя, казалось, он внимательно слушает все, что она говорит, повернул голову и встретился взглядом с Лили.
Ее сердце мгновенно забилось с удвоенной скоростью. Торжество – вот все, что она испытывала в эту минуту. Тепло в его глазах, улыбка на губах подсказали, что он доволен ее явным вниманием. Она почти – почти! – вернула ему улыбку, прежде чем овладела собой.
Эмма нагнулась и показала на второе стремя, и Вольф, вспомнив о своих обязанностях, отвел взгляд от Лили и снова принялся подтягивать стремена.
Лили ощутила страшное одиночество. Неужели принц настолько привык флиртовать? Она не знала и не могла позволить себе проверить. Она так сильно стискивала челюсти, что они заболели. Однако Лили заставила себя обратиться к Хантли:
– Возможно, вы действительно должны предупредить мисс Гордон.
– Я так и сделаю. Не доверяю иностранцам. И никогда не доверял. И считаю, что даже беседа с человеком, не понимающим, что такое приличия, может повредить вашей репутации.
– Было бы ужасно видеть, как страдает Эмма. – Заметив удивленный взгляд Хантли, Лили добавила: – Она настояла на том, чтобы я называла ее по имени.
Граф с довольным видом кивнул.
– Она очень добра, верно?
– Да.
«Наконец-то мы хоть в чем-то согласны».
– Все так говорят. Она приехала и оставалась у постели моей умирающей жены все последние недели. Делала все, что могла, чтобы облегчить ее страдания. Потом она приезжала каждый день, пока я боролся за… – Его губы тронула грустная улыбка. – Полагаю, я боролся, чтобы не сойти с ума. Компанией я был самой неподходящей. Но Эмма была очень добра и знала, что мне не по силам разговаривать о том, что случилось. Она ни разу не спросила меня ни о чем. Но приезжала. Привозила суп, и карты, и смешные стихи. Все, что могла придумать, лишь бы вытащить меня из черной дыры, в которую меня повергла смерть жены. – Он снова взглянул в сторону принца. – Поэтому я знаю, что принц Вольфински, – если он действительно принц, – не достоин коснуться даже ее туфельки. – Хантли повысил голос. Лицо его побагровело.
– О, Вольфински в самом деле принц.
Его надменность нельзя было объяснить ничем иным.
