— Запеканку творожную сами делали?
— Да.
— И салат тоже? Не покупали?
— Да. — Она растерялась.
Чудак, оказывается, еще тот. Рыжков его раскусил за десять минут.
— Это хорошо. — Посетитель вздохнул. — Это правильно. Магазинные салаты есть нельзя, так мама говорила. Она великолепно готовила.
Маша промолчала, присмотрелась внимательнее.
А он хорош собой. Респектабельный, успешный, судя по одежде и парфюму. Модная стрижка. Щетина, правда, запущенная, но здесь все ясно: у него горе. Глаза печальные, умные. Не похож на истерика, слетевшего с катушек из-за ухода матери, неожиданного и несправедливого.
— Да, я не сумасшедший. Вы правильно подумали, — ответил он ее мыслям.
Игорь Новиков, успешный хирург. Заведует хирургическим отделением — в свои-то тридцать лет.
— Поэтому сочинять небылицы, как вы понимаете, не могу.
— Вы о чем?
Ей жутко хотелось есть. Перед походом за кипятком она успела открыть контейнер с салатом. Пахло вкусно.
— Ваш коллега решил, что мое заявление — следствие истерики. Запоздалое раскаяние сына, который мало внимания уделял матери. Это не так. Послушайте, Мария Ивановна, — он вытянул руку и указательным пальцем постучал по столешнице, — у вас там салат. Так дивно пахнет. Почему вы не едите?
— Простите, но…
— Меня стесняетесь? А зря. Ешьте на здоровье. И знаете что? — Он как-то неожиданно странно улыбнулся. — Если бы вы были не против и угостили, я тоже отведал бы вашего салата.
Она опешила.
— И запеканки. За кипятком я схожу. Есть еще чашка?
Чашка нашлась в шкафу, и к ней пара тарелок и разномастные вилки. Пока он ходил за кипятком, Маша разделила салат на двоих. Ели почти не разговаривая. Потом пили чай с творожной запеканкой с вишней и шоколадом.
— Очень вкусно. Очень! — восхитился он, когда Маша убрала посуду со стола. — И салат, и запеканка. Если вы так превосходно ищете преступников, как готовите… Простите. Знаю, что звучит глупо.
— Итак, приступим, Игорь Валентинович. — Маша взяла в руки его заявление, пробежала глазами по строчкам. — Вы утверждаете, что вашу мать убили. Так?
— Совершенно верно.
— Откуда такое заключение? — Она кашлянула и поправилась: — Почему вы так решили?
— Это не я так решил. А наш патологоанатом. — Впервые с той минуты, как вошел сюда, он распрямил спину. Посмотрел на нее печальными глазами. — Я даже подумать не мог. Даже не мог представить! А он нашел след от инъекции. Спросил, лечилась ли мама от чего-то. Я сказал, что нет. Случались, конечно, возрастные недомогания, но в общем она была здорова.
Он замолчал, опустил голову. Дыхание сделалось тяжелым и прерывистым.
Борется со слезами, догадалась Маша.
— В тот день, — заговорил он через минуту, — она мне не позвонила. Ни разу до пяти вечера.
— А так не должно было быть?
— Мама хотя бы раз за смену звонила всегда. Ответил я, не ответил — не важно. Она не могла не позвонить. А тут я после операции, после всяких дел в отделении замотался. Беру телефон, а от нее ни звонка. Звоню ей — не отвечает. На домашний — не отвечает. Позвонил соседке, попросил зайти. Она сходила. Говорит, слышно, как звонит мобильный в прихожей. Вроде видела, как мать уходила, но еще до обеда. — Новиков снова замолчал, собираясь с мыслями. — Я сорвался и, не заезжая домой, помчался по всем местам, где она бывает. Магазины, рынок. Дошел до газетного киоска у нас во дворе, оттуда виден наш подъезд. Так вот, продавец сказал, что мама с покупками давно зашла в дом. Они еще перед этим поболтали, как обычно. Я домой. А она… — Снова пауза. — Сидит в кресле у балкона. Потом…
— Послушайте, Игорь Валентинович, — мягко перебила Маша, — предлагаю перейти к заключению вашего эксперта.
— Хорошо.
— Кто настоял на вскрытии?
Она точно знала, что, если пожилой человек умирает дома, не на улице, вскрытие необязательно.
— Я настоял. А как? Утром она была полна сил, и вдруг ее нет! — возмутился Новиков.
Он отказывался понимать, что старики могут вот так взять и оставить нас в любой момент. Просто потому, что их старое сердце больше не выдерживает. Без всяких причин. Просто от усталости, от пережитых сотен стрессов. Да, это принять сложно. Ей ли не знать.
— Хорошо. — Она кивнула. — И патологоанатом нашел след от инъекции?
— Именно. Спросил у меня. Я сказал, что ничего такого не было. Никаких уколов матери без меня никто не делал. Даже витамины ей не кололи, а уж такое…
— Что же?
— Инсулин, лошадиная доза. Она умирала два часа. Сначала впала в кому, потом умерла. А я все это время спасал чужих людей. Понимаете, что самое ужасное?
— Что?
Ей неловко было смотреть на него. Он уже не мог сдерживаться. По щекам текли слезы.
— Что я мог ее спасти, мог. Если бы не опоздал. — Новиков закрыл лицо руками, поставил локти на стол. — Это же я виноват. Я!
Маша выбралась из-за стола. Воды в графине на подоконнике оставалось на четверть. Да, теплая, наверняка противная. Но сегодняшняя, она сама утром наливала.
— Вот, выпейте. — Она протянула Новикову стакан, потопталась рядом, не зная, что может сказать.
По собственному опыту знала, что все слова в такую минуту не имеют смысла. Иногда сочувствовать лучше молча.
Он послушно выпил все до дна, даже не поморщился, хотя вода была теплой и противной. Поставил стакан на стол. Пробормотал извинения.
— Ничего, Игорь Валентинович. — Маша вернулась на место. — Знаю, что вы сейчас чувствуете. Я тоже потеряла родителей — сначала отец, потом мама. И тоже считала себя виноватой в их смерти.
— Их убили? — ужаснулся он. — Тоже убили?
— Нет. Отца сразил инсульт. Маму — горе.
— Господи. — Он покачал головой. — А братья-сестры у вас есть?
— Нет. Я одна.
Маша поморщилась. Она не любила касаться этой темы. Терпеть не могла сочувственных оханий и жалостных взглядов. Такое сочувствие редко бывает искренним.
Но Новиков неожиданно улыбнулся:
— Я тоже. У меня никого, кроме матери, не было. Мы с ней были очень близки.
— Она не говорила ни о чем таком?
Прошло полчаса, а они все топчутся на одном месте. Скоро народ начнет с обеда возвращаться. А Новиков по-прежнему здесь.
— Что вы имеете в виду?
— Может, ей кто-то угрожал? Может, она с кем-то повздорила? Знаете, у пожилых людей все иначе. У них другие обиды и другой… — она поискала нужное слово, — масштаб событий. То, что нам кажется пустяком, для них важно. Как у детей. Понимаете, о чем я?
