Надя подошла к окну. По его примеру сложила ладони и попыталась вглядеться в темноту на соседнем участке.
— Что там? — спросил Новиков с места.
Валерию он не верил. Наверняка это очередная уловка, чтобы выклянчить спиртное. Напугать Надю, заставить бояться за него. Пусть считает сегодняшнюю ночь его последней. Если шантаж удастся, она расчувствуется и нальет, а там хоть потоп.
— Правда, что ли, свет? — неуверенно пробормотала Надя и обернулась к Игорю. — Взгляни, практикант.
Новиков со вздохом потянулся к выключателю. Кухня погрузилась в темноту. Подошел к окну. Валера с Надей потеснились влево, обнялись. Ага, изобретательность алкоголиков не знает границ.
— Где? — спросил с легким раздражением. В черном прямоугольнике окна не было ни малейшего намека на свет.
— Да вон же, практикант! — Надя стукнула по стеклу костяшками пальцев. — Неужели ослеп? Смотри в самый правый угол. Есть?
Он стал смотреть в правый угол и сразу насторожился. Над землей на уровне второго этажа в самом деле брезжил неясный свет. Огонек прыгал, как будто там перелетал с места на место крупный светлячок.
— Фонарь? — почему-то шепотом спросил он.
— Или свечка, — тоже шепотом отозвалась Надя.
— Может, хозяева вернулись?
— Нет, не они, — подал голос Валерий. — Я точно видел, как в сторону их забора днем скользнул этот парень в кепке. Конечно, не могу с точностью сказать, что это Нестеров. Но очень похож.
— А что ему там делать? — Новиков попытался разглядеть в темноте выражение лица Валерия. — Зачем он там, по-вашему?
— Меня стережет. Узнал, кто истинный виновник смерти матери, и пришел творить возмездие. — Валерий запнулся и неожиданно спрятался за выступ стены. — Может, он там со снайперской винтовкой?
— О господи! — простонала Надя. Тяжело прошла к двери, нашарила выключатель, включила свет. — Что ты мелешь? Если бы он хотел тебя убить, давно бы это сделал. Прямо сегодня днем и убил бы, пока ты по улицам слонялся. Признавайся, клянчил на водку? Было?
— Нет, — буркнул Валерий, отводя взгляд.
— Если он там, скорее всего, прячется от полиции, — рассуждала Надя вслух. — Видели его возле дома отчима. Он главный подозреваемый у них.
Подошла к столу и стала собирать посуду с таким грохотом, как будто пыталась заглушить все разбуженные страхи. Перенесла тарелки в раковину и, мало заботясь о том, что забрызгает красивое платье, взялась за мытье.
— Ладно, может и просто прятаться от полиции, — сдался Валера. Вяло махнул рукой, занавесил окно, вернулся за стол на взвизгнувшую пластиковую табуретку. — Дом давно пустой. Да и откуда ему знать, что я здесь живу? Так ведь, Надюша?
Надюша со счастливой улыбкой обернулась, кивнула, сложила губы трубочкой и причмокнула, посылая ему поцелуй.
— Сейчас посуду помою, и будем чай пить. Я пирожные купила, свежие.
— Может, стоит в полицию сообщить? — без особой уверенности предложил Новиков.
— И что мы скажем?
Валера насупился, глянул исподлобья на гостя. Надежда тоже качнула головой неодобрительно.
— Что свет фонаря увидали? Или что я Нестерова видел сегодня днем?
— Но хоть в охрану надо позвонить. Дом под охраной, а там кто-то есть. Пускай проверят, сообщат хозяевам.
— Ох, практикант, какой ты наивный, — ухмыльнулся Валерий. — Хозяева здесь сто лет не живут, даже не появляются. Одно время дом даже на продажу выставляли. Но, видно, не нашлось покупателя, потому что вывеску убрали. Я лично никого из них не видел уже давно. Даже не знаю, живы ли эти Бессоновы.
— Как? Как вы сказали?
Игорю показалось, что он не сидит на стуле, а парит в воздухе, и этого воздуха ему катастрофически не хватает — вот-вот задохнется. Кухня с разномастными стульями и столом плыла перед глазами. Морщинистое лицо Валеры растягивалось, как в кривом зеркале.
— Как фамилия хозяев? — повторил он сипло. Зажмурившись, потянул вниз воротник несвежей сорочки. — Бессоновы?
— Правильно, Бессоновы. А в чем проблема?
Валера с Надеждой переглянулись.
— Проблема в чем? Пока не знаю. — Он потянулся к карману за телефоном. — Но точно знаю, что без полиции уже не обойтись.
Глава 25
В семье было двое детей, мальчик и девочка. Мальчик старший, девочка младшая. Она была милашкой и хохотуньей и еще неплохо соображала для своих пяти лет. Отец ее обожал. Ему никто, кроме нее, не был нужен. Когда он приходил с работы, девочка бросалась ему на руки, и он забывал обо всем.
— И о нас с матерью забывал тоже. — Голос в темноте выдал давнюю обиду.
Это невнимание так ранило мальчика и его маму, что они стали девочку недолюбливать. Мальчик прятал от нее любимые игрушки. А когда поблизости не было родителей, откровенно изводил.
— Было так приятно видеть, как она ревет. Глаза становились красными, губы распухали. Она размазывала по лицу сопли и казалась такой некрасивой!.. Потом получала свою игрушку и бросалась мне на шею с благодарностью. Знаешь, кем я себя тогда чувствовал?
Он с силой ударил ее по колену. Она должна была задать вопрос. Чтобы не дразнить его, она послушно спросила:
— Кем?
— Я чувствовал себя ее повелителем, хозяином. Человеком, способным сделать с ней все что угодно. Мне это так нравилось!
Еще ему нравилось обрывать игру на самом интересном месте. Нравилось делать ее несчастной. Такой, каким он ощущал себя в этой случайной семье, с людьми, которые почему-то решили жить вместе.
— Отчим же никогда не любил мою мать! Зачем он с ней сошелся — до сих пор понять не могу. Чтобы она горшки за девчонкой выносила? Готовила ей еду, заплетала косы? Мама старалась изо всех сил. Надеялась, что муж заметит ее старания и полюбит ее за это? А еще станет лучше относиться к ее сыну? Напрасно. Ее обожаемый Гаврила никого не замечал, кроме дочери. Баловал только ее, любил только ее, время посвящал только ей. И добился чего хотел.
— Чего же? — Она вовремя задала вопрос, его ботинок не успел стукнуть по колену.
— Мы с мамой возненавидели девчонку. Теперь мама прятала лучшие куски и отдавала их мне. Перестала наряжать ее как куклу. И сквозь пальцы смотрела на то, что я все чаще ее обижал. А знаешь, что было самым главным?
— Что?
— Нам с ней это стало нравиться. У нас как будто сложился заговор против этой мерзавки. Каждый раз, когда отчима не было дома, мы с мамой… — Он застонал, прищелкнул языком. — Мы так изводили эту куклу, что она начинала реветь.
— Что вы делали?
— Запирали ее в темной комнате. Не давали есть. Лупили, но так, чтобы не оставалось синяков. Мама иногда таскала ее за волосы. У девчонки были длинные красивые волосы. Густые, вьющиеся. Маме нравилось накручивать их на руку и таскать девчонку за собой, как собачонку на поводке.
