– То есть ты хочешь пойти по стопам своего отца? – Маша в роли журналистки очень даже хороша.
– Нет. Это он хочет. Семейный бизнес чтобы у нас был.
– Ну а ты? – не отстает Маша.
– А я… – Борька медлит. Задумался. – Мне нравится одна передача. «Вокруг света», знаете? Хочу ее вести. Ездить по разным странам, с интересными людьми встречаться, с туземцами, с альпинистами. На Эверест еще забраться хочу.
Маша после этого признания еще больше в Борьку влюбилась, по-моему.
Мишка говорит:
– Давай, спрашивай теперь у меня!
Вечно он поперек батьки в пекло лезет.
– Теперь Юлина очередь спрашивать. – Маша говорит и передает мне микрофон. То есть перчатку. – Юля?
А я не знаю, что у него спрашивать. Мишка мне совсем не интересен. Как личность и вообще. А если я начну у него что-то спрашивать, он себе еще чего-нибудь вообразит.
– Как твою кошку зовут?
– Так нельзя, – сразу прерывает Маша. – Нужно, чтобы у человека была возможность развернуто ответить. Чтобы завязался диалог, понимаете?
Ладно, думаю. Ладно.
– Миш, ты зачем сюда ездишь? – говорю. – За тридевять земель в тридесятое царство? Ты ведь не из нашей школы. У тебя там что, друзей совсем нет?
Все сразу напряглись. Вообще-то Мишку наши любят. Считают, он веселый, хохмач и все такое, хотя я так не думаю. Он мне однажды жвачку на дубленку прилепил. Изо рта вынул и вдавил, прямо в меховой манжет. Это разве нормально? А еще один раз. Ладно, потом расскажу.
– Есть, – отвечает, – у меня друзья.
И все.
Вот и поговорили, наладили диалог. И главное, в телефон теперь не уткнешься.
– Да к тебе он ездит, к тебе! – Ксюша говорит. – Это и ежику понятненько.
– Ко мне не надо! – Я вдруг как заору.
Просто я на Ксюшу разозлилась, зачем она встревает? Мне еще не понравилось, что Мишка промолчал. Стоит, главное, и молчит. И все его жалеют, я же вижу. Я чувствую!
Но что, я виновата, что другого люблю?!
В общем, Мишка потом ушел все-таки. Сказал, что ему пора на тренировку. Откланялся. Он карате занимается.
Ну и вот. Возвращаемся в настоящий момент. Про Верку я им все рассказала, естественно. Уже без всяких интервью. Наши ею сразу заинтересовались, решили почему-то, что она неимоверно крута. Все, кроме Ксюши. Она сама высокая блондинка, понимаете? А Димочка Изюмов – Борькин лучший друг, он тоже из десятого – говорит:
– Приводи ее в следующий раз. Познакомимся.
Хм. Я ему сказала, что подумаю.
Конечно же никого я никуда не поведу. Достаточно того, что меня из собственной комнаты уже выселяют. Своих друзей я с ней делить не намерена.
Золотые бантики
В Питер мы полетели на зимние каникулы во втором классе. Все вместе, вчетвером. Мама хотела гостиницу заказать, но тетя Света сказала, что будем экономить. Поживем у ее мамы, она будет только рада.
Я первый раз ходила по такому большому городу. По огроменнейшему! Таких широченных улиц я никогда еще не видела! Таких домов! Они были похожи на пирожные. На торты. Все в завитушках и в золоченых розочках! Я шла по Невскому проспекту, держа за руку маму, и в ушах у меня сверкали бантики.
Нам с Веркой прокололи уши! Сначала ей, потом мне. И бантики нам мамы купили одинаковые, чтобы было не обидно. А потом они купили нам карамельные яблоки, прямо на мосту, в лотке. Я старалась отгрызать от своего яблока малюсенькие кусочки, чтобы мне его надолго хватило. Чтобы оно не кончилось прежде, чем Верка съест свое. Но она еще медленней грызла, какими-то микроскопическими укусиками! Как фруктовая муха. Поэтому в тот раз она опять выиграла. Она всегда побеждала в наших негласных соревнованиях, и я казалась себе никчемной.
– У меня бантики золотые, – сказала Верка.
– У меня тоже.
Мы плыли по какому-то глубокому каналу с темной и мутной водой. На маленьком деревянном кораблике. Все в воде отражалось вверх ногами. Купола, чугунные лошади, гранитные шары, колонны с решетчатыми балконами. А по черной поверхности канала плыли чайки и бумажный мусор.
– У тебя позолоченные. Твоей маме денег не хватило.
– Неправда.
– Папа мне из Америки шкаф с одеждой для Барби привезет. Такой только там можно купить, по каталогу.
– У нас такие тоже продаются.
– Что ты все время врешь? Еще не надоело?
Верка демонстративно от меня отворачивается. Она отламывает кусок от длинной булки и швыряет чайкам. Те с криками накидываются на подачку.
– Нельзя чаек хлебом кормить! – Мне хочется Верку ударить. Врезать ей прямо в опухшее ухо!
Я прочитала это, уже не помню где. Про чаек.
Вечером, засыпая в обнимку с мамой в чужой постели, я спрашиваю:
– Мама бантики? Они из чистого золота?
Мама улыбается в темноте:
– Из чистого. Тебе же ушки только что прокололи. Из нечистого пока нельзя носить.
– А Верка говорит…
– Спи, котик. Завтра на «Щелкунчика» пойдем, надо пораньше встать.
Глава 6
Пятая симфония
Он был все еще тут, Евгений Олегович. Решил задержаться у нас на пару-тройку дней, отдохнуть, отоспаться. Это ничего, что родители теперь на полу, на надувном матрасе отсыпаются, правда?
– Юльк, ты вернулась? – На пороге меня встречает мама. – А Верочка разве не с тобой?
– Нет. – Я расшнуровываю мокрые ботинки.
– А где она?
– Мам, откуда я знаю? Она мне не докладывает о своих передвижениях.
– Просто я думала, вы вместе погулять пошли. Ой, подожди, не раздевайся! Сбегаешь в магазин? Евгению Олеговичу ряженки захотелось.
– Вот сам пускай и сбегает, – говорю. – Мне уроки надо к понедельнику делать.
– Ладно, я тогда сама схожу. – Мама делает такое невообразимо грустное лицо, что я сразу сдаюсь.
– Спасибо, Юльк! – Она протягивает мне деньги. – Купишь вам с Верой чего-нибудь вкусненького, да?
– Ряженку только в зеленом пакете! Данке шон! – нараспев кричит из гостиной Евгений Олегович.
Я вижу голые ноги в голубых тапках на нашем диване. На них спит Фенимор Купер. Вот предатель.
– Нищт цу данкен, – сквозь зубы говорю я и чиркаю молнией на куртке.
На лестнице темно, а лампочку папа из принципа не меняет. Просто сейчас очередь соседей, они ее уже три раза пропускали. Мы с ними в состоянии холодной войны теперь из-за лампочки, как две супердержавы. Носами будем об стены биться впотьмах, а штуку, которая стоит три рубля, ни за какие коврижки не вкрутим! Это сумасшествие уже вторую неделю длится.
