Далее Евстафьев определяет свое место в ряду тех, кто занимался анализом американской демократии. Он описывает себя как одинокого воина, выступившего «против бесчисленных воинств», чтобы сказать слово правды. «Демократии потакали уже достаточно долго в ее стремлении раструбить о своих дивных подвигах; пришло время посмотреть на нее поближе, назвать ее настоящим именем и показать различие между реальностью и фикцией». Для такой задачи не годятся сами американцы, которые «не скажут всей правды там, где гордость и интерес заставят их молчать». Нечего ждать и от европейских исследователей американского общества, которых Евстафьев ехидно называет «покладистыми мудрецами токвилевской школы». По мнению русского публициста, «они пришли восхищаться, а не анализировать, плыть по сверкающей поверхности, а не нырять и исследовать дно». Познакомившиеся с Америкой во время коротких визитов, «они даже не подозревают, что с самого начала окружены искусственной атмосферой, закрывающей им глаза и показывающей фантомы и миражи. Они видят демократию только в ее выходном наряде, за праздничным столом, выставившую напоказ свое гостеприимство», они зачарованы ее «красноречивыми разговорами о правах и достоинстве человека, поскольку она может говорить, как ангелы». И лишь такой человек, как сам Евстафьев, «общавшийся с этой самой демократией на протяжении более сорока лет», знает ее «такой, какая она есть, а не такой, какой ее видят обожатели».
Евстафьев заявляет, что «объявляет войну», но «не американцам, которыми — индивидуально — я восхищаюсь, а этой змее — Американской республике». Основная же часть работы (с 14‐й по 86-ю страницу рукописи) представляет собой детальные, с множеством примеров и ссылок доказательства каждого из тезисов следующего абзаца:
Великая республика полна иллюзий. Те ее дарования, которыми можно гордиться, есть и у других цивилизованных христианских стран. Ее конституция радикально ущербна. Ее конструкция не обладает настоящей силой. Ее основе не хватает прочности. Федеративная мощь, которой она так гордится, на самом деле представляет ее неизбежную слабость. Ее существование противоречит законам природы. Общественные принципы, на которых она стоит, фальшивы. Она в целом представляет собой не что иное, как правдоподобный обман….Она неизбежно падет.
Не забывает Евстафьев и о сравнении Америки с собственной родиной. Россия приводится им как одна из иллюстраций тезиса о том, что «те ее дарования, которыми можно гордиться, есть и у других цивилизованных христианских стран»: «Даже крайность современного деспотизма, самодержавие, ограниченное только лишь собственными просвещенными взглядами, на практике более благоприятна для положения человека, чем противоположная крайность демократического правления». Русский генеральный консул настаивает на возможности существования другой иерархии ценностей, непонятной американцам, но от того не менее реальной и способной принести людям радость: «В той самой ненавидимой, страшной и оклеветанной России, в которой я так часто бывал, лояльность, энтузиазм в посвящении собственности и жизни для поддержки и укрепления трона, считаются способом и мерой свободы и счастья».
Еще одной положительной чертой России в сравнении с Соединенными Штатами русский консул считает контроль над свободой печати: русский человек «свободен от насильственного вторжения ужасного разрушителя, неограниченной прессы». Надо еще узнать, вопрошает Евстафьев, где больше счастья и «где оно уступает место нищете, помимо извращенного республиканского воображения». Конечно, соглашается дипломат, «встречаются и злоупотребления, поскольку их не может предотвратить ни одно правительство»; но это исключение из правил, а «в связи с привычками и способностью приспособиться, присущей народу, оно не приводит к серьезным неудобствам». В результате «рабочий класс… хорошо спит, когда не занят, всегда поет за работой, ест и пьет то, что ему нравится и столько, сколько ему угодно, часто празднует с друзьями, не пропускает ни одного нищего в церкви, не дав ему милостыню, и никогда не ходит в лохмотьях», а главное, «чтит начальство и славит царя, своего отца и бога на земле!»
К моменту завершения рукописи в США стала спадать волна антирусских настроений и «объявлять войну» Американской республике, судя по всему, было уже не совсем уместно. Однако любопытно, насколько проницательный русский дипломат предвосхитил линию аргументации, которой будут придерживаться российские критики американского опыта в XX и даже начале XXI века. Русский дипломат был внимательным наблюдателем; в разгар первого кризиса Венской системы международных отношений Евстафьев одним из первых осознал, что Россия и США становятся для Европы двумя образцами развития, причем революционеры предпочитают американский вариант русской деспотии, и начал разработку идеологических основ для того, чтобы сдержать развитие в этом направлении.
Алексей Григорьевич Евстафьев скончался 7 июля 1857 года по новому стилю в возрасте 74 лет, до конца своих дней оставаясь генеральным консулом Российской империи. Из двухсот с небольшим лет российско-американских отношений Евстафьев был активным их участником в течение пятидесяти — удивительный и вряд ли повторенный кем-либо пример.
Русский дипломат сумел стать американским литератором. Работавший в те же годы в России американский литератор и бизнесмен Уильям Льюис тоже внес свой вклад в американскую (и немного русскую) литературу.
УИЛЬЯМ ЛЬЮИС И ПЕРВЫЕ ПЕРЕВОДЫ
Одна из «национальных песен» американцев «Янки Дудл» основана на песенке, распространившейся еще в годы Английской революции (якобы под эту мелодию «кавалеры» издевались над «круглоголовыми»). В годы Войны за независимость песня стала популярна в Америке, а текст был изменен и приобрел свой современный вид. Она была переведена на русский уже в 1815 году, причем переведена одним из первых американцев, выучивших русский язык. Автор перевода, уроженец Филадельфии Уильям Дэвид Льюис (1792–1881) прибыл в Россию в 1814 году с целью помочь своему старшему брату Джону Делаверу Льюису, который надеялся на расширение своей торговли в Санкт-Петербурге. Историю Льюиса рассказали в своих книгах российские ученые Н. Н. Болховитинов и А. Н. Николюкин.
Влиятельный государственный деятель Генри Клей, отправлявшийся в Гент на переговоры, которые должны были завершить англо-американскую войну 1812 года, согласился взять У. Д. Льюиса в качестве своего секретаря, и тот таким образом пересек Атлантику на борту военного корабля США «Джон Адамс». В этом путешествии он завязал приятельские отношения с еще одним членом делегации, Джонатаном Расселом, направлявшимся в качестве американского представителя в Швецию.
Летом 1814 года, однако, американских судов на Балтике все еще не было (война с Англией продолжалась), и в отсутствие других дел старший брат предложил Уильяму занять себя изучением русского языка. Сначала Льюис делал это под руководством немецкого профессора в С. — Петербурге, но уже к августу решил, что космополитичная столица — не лучшее место для погружения в русский язык, и отправился в Москву, где продолжил обучение под руководством другого немца, профессора Филиппа Штраля, автора немецкой грамматики для русских и — в последующем — книги по истории русской церкви. Так получилось, что первым иностранным языком, выученным Уильямом в России, стал немецкий.
