Теперь нужно было выбирать нового имама. Известие о гибели Гамзата застало Шамиля в Ашильте.
АХУЛЬГО
Мюриды предлагали Шамилю стать имамом еще при живом Гамзат-беке. Существует версия, что именно Шамиль был тайным организатором убийства второго имама в мечети Хунзаха. Поверить в это трудно. Гамзат-бек — аварский аристократ, чуждый простым горцам (узденям), поднявшимся на борьбу за равенство и шариат. Он мог быть успешным предводителем военного отряда, совершавшего набеги, но не лидером революционного движения, которое уничтожало старые порядки. Гамзат увлекся дипломатической игрой с аварскими ханами, это не добавило ему популярности, а в итоге не принесло и политических дивидендов. Шамиль все это знал и осознавал уязвимость положения второго имама, поэтому ему не было нужды расставлять капканы на пути Гамзат-бека: их и так было предостаточно.
Шамиль должен был стать имамом. Более явных претендентов не существовало. Если Гамзат-бек едва ли не силой заставил горцев признать свое первенство, то Шамиль повел себя совершенно иначе. Видные богословы и мюриды призвали его возглавить праведную войну. Он отказался. Шамиль писал, что не достоин такой чести, не имеет необходимых навыков, недостаточно деятелен и может быть полезен на любом месте, но только не как лидер правоверных.
Такое поведение сильно контрастировало с методами Гамзата и потому убеждало многих в праведности Шамиля. Между тем Шамиль добился своего. Его стали уговаривать, просить, молить. Выдерживая такую долгую паузу, он ничем не рисковал. Любой, кто осмелился бы заявить о своих претензиях на власть, в лучшем случае стал бы временщиком наподобие Гамзат-бека, а в худшем мог лишиться жизни. Все ждали решения Шамиля. Только его слово имело силу.
Шамиль «сдался». Как писал дагестанский богослов и историк Мухаммад Тахир аль-Карахи: «…просьбы ученых и мольба народа заставили его, наконец, склониться в пользу всеобщего желания». Шамиль стал имамом не как чей-то ставленник или преемник, но как народный вождь. Принимая титул, он выдвинул условие: полное доверие его действиям. Мюриды с радостью, переходящей в ликование, приняли это условие. Таким образом Шамиль сосредоточил в своих руках безоговорочную власть. Теперь следовало ею распорядиться.
После Хунзаха положение восставших горцев осложнилось. Дагестан окончательно раскололся на две части. Первая, ожесточенная убийством ханской семьи, стояла за старые порядки и мир с Россией. Вторая, возглавляемая Шамилем, была готова продолжить газават.
В 1837 году в междоусобицу вмешалась империя Романовых. Как мы помним, визит Николая I должен был привести к завершению Кавказской войны и принятию всеми горцами российского подданства. Массированные экспедиции Отдельного Кавказского корпуса считались лучшим способом «подготовить» Шамиля и его мюридов к монаршим милостям.
В Аварию отправился сильный отряд опытного генерала Карла Фези. 9 июня после упорного боя мюридам пришлось оставить Ашильту. Аул разорили и сожгли. Фези пошел дальше. Контрудары, наносимые Шамилем, русский генерал швейцарского происхождения отбивал с легкостью. Но эти стычки приводили к потерям, восполнить которые было невозможно. Вдали от баз снабжения ждать подкрепления было неоткуда. Шамиль укрепился в неприступном ауле Тилитль и стал ждать подхода Фези. В начале июля русские войска вышли к позициям горцев. После многочасовой артиллерийской канонады, Фези пошел на штурм шамилевской твердыни. Неимоверным усилием солдаты Апшеронского и Эриванского полков отбили половину селения, но дальше продвинуться не удалось. Верные мюриды Шамиля буквально вгрызлись в занимаемые позиции, превратив каждую саклю в крепость.
Обе стороны были измотаны и обескровлены. Ряды мюридов Шамиля таяли, а поражения тяжело сказывались на моральном духе оборонявшихся. Борьба казалась безнадежной. Да и Фези гонял своих солдат по горам Дагестана уже два месяца. В отряде закончились боеприпасы, почти не осталось провианта. Вот почему противники охотно пошли на переговоры. Шамилю нужно было вырваться из ловушки и выиграть время. Фези понимал, что в этой экспедиции большего ему уже не достичь: нужна передышка.
Короткие переговоры завершились столь желаемым всеми перемирием. Фези и его начальник барон Розен пытались представить заключенное перемирие как проявление покорности Шамиля. Розен писал в Петербург: «…я имел честь сообщить вам (военному министру Александру Чернышеву. — А. У.), милостивый государь, между прочим о принятии генерал-майором Фези покорности от Шамиля и его сообщников, заключившихся в нижней части селения Тилитли». Фези писал горцам прокламации: «Правда есть то, что Шамиль в Тилитле покорился нам и торжественно и под священною присягою обещал нам впредь жить мирно и спокойно и не вмешиваться ни в какие дела…» А вот текст письма, которое в подтверждение достигнутого перемирия Фези получил от Шамиля и других горских вождей: «…мы заключили с российским государем мир, которого никто из нас не нарушит, с тем, однако, условием, чтобы ни с какой стороны не было сказано ни малейшей обиды против другой. Если же какая-либо сторона нарушит данные ей обещания, то она будет считаться изменницей, а изменник почитается проклятым перед Богом и пред народом». Где же здесь изъявления покорности?
Очевидно, что накануне приезда императора на Кавказ его генералы выдавали желаемое за действительное. Но в Петербурге поверили в покоренного Шамиля. Розен получил указания подготовить Шамиля к личной встрече с Николаем I, в ходе которой имам должен был «изъявить чувства верноподданнической преданности». Дело оставалось за малым: убедить Шамиля прекратить газават, сложить оружие, униженно просить царского прощения, стать добропорядочным подданным российского императора. Исполнить обреченную на провал миссию поручили Фези, но тот под благовидным предлогом отказался. Тогда роль переговорщика-посредника досталась ветерану Кавказской войны, генералу Францу Клюки-фон-Клугенау.
Суббота 18 сентября 1837 года. Генерал Клугенау едет в Гимры на встречу с Шамилем. Он знал Дагестан. Еще в 1834 году он командовал экспедицией в Аварию. Тогда ему удалось взять Гоцатль — родной аул второго имама Гамзат-бека. Возможно, по пути к Шамилю Клугенау вспоминал ту победу и мечтал о новой, гораздо более славной. Если бы ему удалось уговорить Шамиля прекратить войну и выйти к императору с повинной, то именно он, генерал Клугенау, и стал бы истинным героем Кавказа. Клугенау верил в свою удачу, верил в возможность заставить Шамиля отречься от его идеалов. Генерал взял с собой незначительный эскорт: всего 25 человек. Храбрость Клугенау была известна. Один из современников назвал его «храбрым как шпага».
Встретиться решили у родника, что бил неподалеку от аула. Шамиля сопровождали 250 мюридов. Имам приехал, но был настороже, опасаясь западни.
На картине «Свидание генерала Клюки фон Клюгенау с Шамилем в 1837 году», написанной служившим на Кавказе князем Григорием Гагариным, имам и генерал расположились прямо на земле, присев на восточный манер. Общение проходило через переводчиков. Позади Шамиля стеной стояли мюриды, за спиной Клугенау были его офицеры, нервно сжимавшие эфесы сабель.
Генерал горячо убеждал имама воспользоваться царской милостью, прекратить бессмысленное сопротивление. Клугенау говорил, что этот шаг сделает Шамиля и его мюридов людьми свободными и счастливыми, они смогут сполна пользоваться всеми выгодами российского подданства и августейшего расположения. Шамиль как прекрасный актер изображал искреннюю заинтересованность, чем еще больше распалял риторический энтузиазм Клугенау. После того как генерал изложил все доводы и исчерпал весь арсенал красноречия, слово было за Шамилем. Предводитель горцев сказал, что осознает справедливость и основательность изложенных доводов, но принять окончательное решение не может, ему нужно обсудить предложение с другими лидерами восстания.
