Но среди мира, где люди оказываются в аду при жизни, где легко можно стать нечеловеком, поскольку граница человеческого уже перейдена, миссия художника становится совершенно особой: "Я здесь, чтобы свидетельствовать". Так История спасает своих хроникеров для того, чтобы они никогда не прекращали свой рассказ.
С годами Ольга понимает, что она и сама – часть трагедии Истории, и все, что произошло с ней, больше, чем ее личная трагедия.
Задумав написать о своем граде Китеже – о затопленном Первороссийске, о гибели Мечты, которой была отдана юность ее поколения, она вдруг встречается с реальным героем поэмы, которому выпала такая же судьба: участвовать в уничтожении города-мечты, построенного своими руками. Такое поразительное совпадение привело ее к глубоким размышлениям над сутью всего, что она писала и хотела написать:
"…Мой замысел пришел ко мне, и я его испугалась, – настолько это было мое и уже не мое, – двойник, галлюцинация, чудо, – как же так оно уже отделилось от меня, – еще до того, как я его воплотила? Оно уже существует помимо меня. Но это лишь означает верность ходам моих философских (теперь не побоюсь произнести это слово) суждений и художнических устремлений и планов… Да, "вас Господь сподобил жить в дни мои…", но вот только теперь видно начало подлинной работы – начало подвига… Ведь я – их память и их язык. "Начало подвига. К нему призвал Господь"".
Она уже не каменная дудка из своего юношеского стихотворения, которая беззаботно поет, – через ее дневники транслируется трагический хор множества человеческих голосов. Ее голосом говорит сама история.
Судьбу настоящего поэта распознал в ней Борис Пастернак. Именно "за судьбу" любила ее Ахматова и прощала ей неудачные стихи, которые не простила бы иному. История и судьба – суть ее дневников. Они и стали Главной книгой Ольги Берггольц.
Приключения архива Берггольц Вместо послесловия
Охота за дневниками и перепиской Ольги Берггольц началась сразу же после ее смерти.
Казалось бы, комиссия по наследию поэта руководствовалась самыми благими намерениями и срочно принялась готовить ее наследие для передачи в Центральный архив литературы и искусства Ленинграда.
25 февраля 1976 года в Совет министров летит прошение председателя Союза писателей Ленинграда А. П. Чепурова от имени правления ленинградской писательской организации.
Уважаемые товарищи!
Учитывая, что рукописи, переписка и личный архив покойной писательницы Ольги Федоровны Берггольц представляет литературно-историческую ценность, секретариат правления ленинградской писательской организации просит вас дать указание передать все материалы лит. наследства в архив литературы и искусства Ленинграда
[166].
Вслед за этим 28 мая 1976 года председатель правления Союза писателей РСФСР Сергей Михалков пишет заместителю председателя Совмина РСФСР В. И. Кочемасову:
Ув. Вячеслав Иванович!
14 декабря 1975 года в Ленинграде скончалась выдающаяся советская поэтесса О. Ф. Берггольц. В ее архиве содержится ряд документов, представляющих большую литературную и общественную значимость, в том числе неопубликованные произведения, дневники, записные книжки, переписка с Пастернаком, Солженицыным, Ахматовой, Шостаковичем, Горьким, Твардовским, Маршаком, Лидией Чуковской и другими.
В соответствии со ст. 501 ГК РСФСР секретариат правления писателей просит совет министров вынести решение о выкупе архивными организациями части материалов архива О. Ф. Берггольц, согласно экспертной комиссии.
В случае передачи указанных материалов наследнице поэтессы М. Ф. Берггольц не исключается возможность их использования как в ущерб автору, так и государству (выделено мной. – Н. Г.).
Учитывая, что с 14 мая с.г. М. Ф. Берггольц вступила в права наследства, вопрос о выкупе части архива требует незамедлительного решения
[167].
Мария Федоровна Берггольц начинает борьбу с Ленинградским архивом. Ей не без оснований кажется, что если архив уйдет из ее рук, то не только она, но и никто другой не увидят его никогда. Но даже после того, как М. Ф. Берггольц вступила в права наследования, власти настаивают на так называемом "принудительном выкупе" материалов у наследницы.
Закипает работа по превращению архива в денежный эквивалент. И комиссия, оценивая, сколько может стоить тот или иной дневник или записная книжка, создает свой акт, не спрашивая у наследницы, готова ли та к выкупу.
В оценочном акте, в частности, говорилось:
"Комиссия в составе П. И. Кочурина, М. М. Колосова и Д. Н. Хренкова, уполномоченная секретариатом правления писателей РСФСР, произвела оценку произведений О. Ф. Берггольц, авторское право на которые принудительно выкупается государством у наследницы, и определила их следующую стоимость".
Далее следовали цифры стоимости дневников и записных книжек. Особенно трогательно то, что дневники за тридцатые годы и годы войны предусмотрительно оценивались дороже, чем другие. Конечно, это была формальность, но поспешность, с которой осуществлялась эта работа, говорила о желании как можно скорее спрятать дневники от любых заинтересованных глаз.
В Совет министров летит постановление.
О выкупе авторского права на часть произведений Берггольц.
Учитывая большую значимость литературного наследия русской сов. поэтессы, принять предложение СП РСФСР о принудительном выкупе государством у ее наследницы авторского права на издание, публичное исполнение и иное использование части произведений поэтессы согласно приложению.
Размер выкупа установить согласно оценочного акта в сумме 984 руб.
Госкомиздату выплатить указанную сумму наследнице.
В целях обеспечения надлежащей сохранности произведений, авторское право на которое выкупается в соответствии с настоящим постановлением, обязать Главархив Ленгорисполком организовать хранение названных произведений в ЛГАЛИ.
Лен. пис. орг. 7.06.76
[168].
Но Мария Федоровна упирается и требует соблюдения своих наследственных прав. Договориться с ней не удается. Она пытается уклониться от страстной государственной опеки. Говорит, что ей необходимо детально ознакомиться с содержанием документов, настаивая на своем личном участии в разборе и описании архива, выдачи ей копии любого документа.
"Принять эти требования не представляется возможным, – возражают чиновники, – так как их выполнение не позволит гарантировать обеспечение сохранности сведений, содержащихся в документах архива Берггольц"
[169].
