— Значит, живая, — посочувствовали с трапа. — Хорошо одна, а то плакали бы денежки.
Рыбак вытащил из-за пазухи червонец, бросил в шляпу и натянул ее на голову Селезнева.
— Заслужил. Приезжай в следующий раз, я тебя напарником возьму, если тренироваться будешь.
Он помог поднять рюкзак, и Селезнев побрел к берегу. Зрители поторапливали его. «Омик» дал гудок.
— А ты жди, я не обманываю! — крикнул рыбак, отыскав глазами Тоню.
7
«Омик» ушел.
Тоня сидела на трапе, свесив ноги, и ждала обещанную рыбу. Торопиться было некуда. Она уже не жалела, что пришлось остаться. Утренняя «Ракета» быстренько и с комфортом доставит ее в город, где она спокойно сядет в автобус, и к обеду будет на руднике в гостинице. А вот успеет ли к последнему автобусу тихоходный «омик»? Теперь ей уже казалось, что обязательно не успеет. И пришлось бы ей ночевать на лавочке возле автовокзала. А здесь и воздух свежий, и не так страшно, и не так скучно: костры, люди, река.
— Водка есть? — услышала она снизу.
— А что?
— Рыбы дам, что.
— Мне сейчас поймают.
— Две штуки за бутылку.
— Нет, я уже договорилась.
— Не все ли равно — у кого брать, из одной реки черпаем.
Лодка круто развернулась и пошла вдоль берега. А когда она причалила и ее окружили покупатели, уверенность у Тони пропала. Ведь предложи он пораньше, у нее вместо одной пересоленной оказалось бы две свежих, да и сейчас, вместо обещанных и не пойманных, в сумке лежали бы почти дармовые кетины. Только ей не хотелось думать, что тот цыганистый обманул ее, не похож он был на трепача, и до чего же красив, а вернее, страшен.
Народу на берегу оставалось все меньше. Зато костров было уже три. Возле одного даже пели. Тоня всматривалась в раскиданные по воде лодки. Они казались одинаковыми — узкие черные прямоугольнички и бугорки над ними, или посередине, или с краю.
Совсем неожиданно она услышала за спиной громкий рокот мотора и, не оглядываясь, почувствовала, что это он.
— Скучаешь?
— Жду. Один уже подъезжал, две рыбины за бутылку отдавал.
— Я же обещал самую отборную. А у Андрюхи слово железное, здесь это все знают. Тебя как зовут?
— Антонина, — потом поправилась: — Тоня.
— «Рыбачка Тоня как-то в мае, причалив к берегу баркас», так что ли?
— Там Соня.
— А здесь Тоня. Слушай, а ты посолить ее сможешь?
— Это разве сложно?
— Тогда ясно. Придется выделить несколько штук малосола, чтобы попробовала и сравнила.
— Ну, если не жалко.
— Значит, жди, я еще пару раз смотаюсь.
Мотор запел, и оранжевый жилет замелькал над водой. Она даже ответить не успела.
Пришел он, когда начало темнеть. Сходство с разбойником в сумерках усилилось. Лямка рюкзака стянула на сторону его красную рубаху, и Тоня увидела смуглую костлявую грудь, выпиравшую ключицу и жилистое горло с резко выступающим кадыком. Лицо его совсем почернело, и улыбка пугала хищной белизной зубов.
— Крупная шла. Всю городским продал. Им, дуракам, кажется, чем больше — тем лучше. Пойдем, я покажу, какой должна быть настоящая рыба, — он взял ее сумку, — что у тебя там?
— Рыбина, за бутылку сторговала.
— Чего? Я же говорил тебе, — не спрашивая разрешения, он вытащил мешок и, увидев, захохотал. — За пузырь?! Ей в обед — сто лет. Такую и свинья не будет кушать.
Держа за хвост, он крутанул рыбину в воздухе и запустил в сторону костра.
Тоня беспомощно улыбалась, чувствовала, что улыбка получается жалкой и глупой. Она боялась смотреть на этого парня, который, конечно, моложе ее, но держит себя: не просто как старший, а вообще обращается с ней, как со школьницей.
— Кто тебе ее сбондил?
— Какой-то, в морской фуражке. Червонец просил.
— Арканя, кто же еще. Ну, отколется шаромыге.
Тропинка круто поднималась вверх. Андрей остановился, и пока Тоня догоняла, он все издевался над ее приобретением, которое она таскала целый день и собиралась везти в такую даль.
Когда подъем кончился, Тоня оглянулась и увидела костры, высокие, ярко-красные, бросающие длинные отсветы на рябую воду. Сразу вспомнились родная деревня и речка по имени Корежечна. Вспомнила, как после первых уроков географии она загорелась отыскать свою речку на карте, разложенной на полу, старенькой, протертой на изгибах до марли и с разодранными верхними углами, так что дырки от гвоздей отступали от краев на две ее ладошки. Вспомнила, как ползала по карте битый час и не нашла ни Корежечны, ни районного центра, как расстроилась тогда двенадцатилетняя дурочка, как обиделась на свою деревню, на мать и отца, с которыми она жила в этой деревне, не нанесенной на карту. А деревня стояла на высоком берегу, и внизу текла красивая речка с песчаным дном. Летом, а особенно с появлением новой картошки, они уходили вечерами на заветное место и разводили костер. Потом подбрасывали вверх горящие головни и смотрели, как искры осыпаются в блестящую воду. А сейчас впереди Тони покачивалась черная спина человека, который, наверное, всю жизнь прожил в такой же неизвестной деревне, и она, не робеющая перед огромным, знаменитым на весь мир городом, чувствует себя школьницей, семеня за этим человеком.
В доме, перед которым он открыл калитку, не было света. Тоня остановилась. Она совсем выпустила из виду, что рыбак может жить один. Неуверенным и даже слегка развязным голосом она спросила:
— А вдруг жена приревнует?
— Не приревнует, не бойся.
Он провел ее в комнату, усадил на диван, включил магнитофон и, сказав, чтобы не скучала, вышел.
В сенцах хлопала дверь, стучали металлические крышки, плескалась вода. Тоня откинулась на спинку дивана и приходила в себя после вчерашней и сегодняшней встрясок. На столе валялся журнал «Сельская молодежь». Она взяла его, перелистала, часть страниц была вырвана. Наткнувшись на рассказ Сомерсета Моэма, которого любила со студенчества, она попробовала читать, но свет в комнате был очень тусклый. Тоня подняла голову. На лампочке лежал слой пыли. Она снова подумала о жене рыбака.
— Не скучаешь? — крикнул Андрей. — Ты сними фуфайку, а то взопреешь.
Тоня заглянула на кухню, но никого не увидела. Сумка по-прежнему стояла у порога. Это немного обеспокоило ее. Тоня надеялась, что, пока она сидит, ей готовят рыбу. Становилось непонятно, чем хозяин так долго занимается в сенях. Она прислушалась — никаких звуков, кроме тихой музыки из магнитофона. Сначала она не обратила внимания, а теперь ее поразила удивительная чистота звучания, да и мелодии не те, что записывают по оказии с радиоприемников, — играл известный европейский ансамбль.
