Оркестр должен был лететь в Иркутск, когда Валерку вдруг свалил грипп — свирепый, с температурой под сорок, слабостью и диким кашлем. Он остался в Москве, а Верка уехала. Вернулась она странная, непривычно трезвая после гастролей, с побледневшим и каким-то величавым лицом. Вечером она сообщила Валерке, что беременна, срок уже более трех месяцев. С абортом, которых Верка сделала за эти годы без счета, она опоздала — в чем-то она просчиталась — и теперь собиралась рожать.
Мать была в ужасе.
— Ты даже не знаешь, чей это ребенок! — кричала она Валерке. — И в каком состоянии он был зачат! Родится урод, тогда посмотришь!
Родился Денис. Он был абсолютно здоровым и крепким и походил на Валерку с первого дня, и чем дальше, тем больше. Вопросы установления отцовства отпали сами собой.
Валерка глядел в осунувшееся, белое, но все равно прекрасное лицо жены, склоненное над малышом, и не верил своим глазам. Неужели все еще можно вернуть? Когда Вера кормила ребенка, глаза ее светились, она перестала курить, а о водке вообще позабыла. Даже мать сначала недоверчиво косилась на невестку, а потом потихоньку начала креститься на икону в углу. В доме воцарился мир.
Никогда жена не была так дорога Валере, как в эти месяцы. Она сидела дома, готовила прикорм для малыша, гуляла с коляской во дворе, и, когда они втроем по выходным ходили в парк, Валерка, как прежде, ловил на себе завистливо-восхищенные взгляды прохожих — какая красивая пара, какой чудесный ребенок.
Прошло полгода, Верка стала грустнеть на глазах, раздражаться по пустякам и однажды без обиняков заявила, что больше сидеть взаперти не может. Ей нужна работа, люди, иначе она сойдет с ума.
Валерка, подумав, согласился. В конце концов, Вера была музыкантом, а музыкант без своей работы может зачахнуть. Денег им вполне хватит, чтоб нанять хорошую няню, тем более кормить Дениску жена перестала. Мать тут же заявила, что никакая няня не нужна, она сама справится с ребенком, благо может уйти на пенсию хоть сейчас.
Так и поступили. Мать уволилась из школы, Вера вышла на работу. И вскоре все началось сначала. Только теперь дело обстояло значительно хуже: расстаться с Веркой стало означать расстаться и с маленьким Денисом: Верка работала, к суду не привлекалась, и лишить ее родительских прав никто не мог. Мать прекрасно понимала это, и о разводе уже не заикалась. А Валерка устал от всего этого: от пустых надежд, ожиданий по ночам, стыда. Чтобы вышибить клин клином, он тоже стал гулять. В какой-то мере это помогало — отвлекало его от тяжелых мыслей, но на трезвую голову проводить так время не получалось. Приходилось прибегать к Веркиному способу, и вскоре это стало его образом жизни.
Работать у Кретова стало неуютно, Валерка с трудом заставлял себя смотреть в глаза ребятам, ему все время казалось, что они смеются у него за спиной, а кто-то и откровенно в лицо. Из этой ситуации он нашел своеобразный выход: вспомнив, что лучший способ защиты — нападение, он старался каждого задеть первым, подколоть, высмеять, и вскоре с ним перестали связываться, опасаясь острого языка и откровенной грубости. Зато теперь он был уверен, что никто не смеет смеяться ни над ним, ни над Веркой.
Все кончилось неожиданно. Однажды Верка явилась домой под утро, что давно стало нормой, и с порога заявила равнодушно взиравшему на нее мужу:
— Я ухожу.
— Уходи, — спокойно ответил тот. Она теперь уходила каждую неделю, но неизменно возвращалась домой, изрядно потрепанная и без копейки в кармане. Никому надолго не была нужна ни она сама, ни ее красота, слегка потускневшая под влиянием бурного образа жизни.
— Дурак, — сухо проговорила Верка. — Я совсем ухожу. Из оркестра.
— Куда? — удивился Валерка. Арфистки никогда не были нарасхват, поэтому посреди сезона бросать многолетнюю работу — это в высшей степени странно.
— Все равно куда, лишь бы больше не видеть этого говна. Музыку я бросаю.
Валерка не поверил ей, решил, что у нее по пьяни съехала крыша. Однако назавтра Верка действительно пошла в отдел кадров и забрала трудовую книжку. А вечером покидала в чемодан часть вещей и уехала. Через неделю она не вернулась, только исправно звонила каждый вечер и спрашивала, как поживает Денис. Сын поживал хорошо, потому что привык видеть маму крайне редко, и то всегда навеселе, а все основные заботы о нем с самого раннего детства взяла на себя бабушка.
Верка явилась лишь через месяц — дать на подпись мужу заявление о разводе. Теперь Валера не сомневался в серьезности ее намерений — она была совершенно трезвая, неузнаваемая, по-новому одетая — в строгий офисный костюм, какие раньше никогда не носила. Она сообщила Валерке, что познакомилась с человеком, за которого собирается выйти замуж сразу после развода. Он иностранец, бизнесмен, имеет свое дело в Москве и в Германии, и Верка теперь работает в его фирме рекламным агентом. Вскоре Валера имел честь познакомиться с ее будущим мужем — это был средних лет лысоватый, плотный мужик, приветливо улыбчивый, ловко изъясняющийся на ломаном русском и, казалось, абсолютно не замечающий Веркиной красоты. Он смотрел на нее рассеянно, как сквозь стекло, дружески похлопывал по плечу, а она ловила его взгляд и вся светилась каким-то непривычным покоем и удовлетворенностью.
— Что ты в нем нашла? — полюбопытствовал изумленный Валерка. — Козел какой-то, он же ростом ниже тебя, и брюхо свисает до колен.
— Он меня любит, — холодно объяснила Верка. — А остальное для меня неважно.
— А я тебя не любил? — Валерка вытаращил глаза. — Сколько лет терпел твои фокусы — интересно, чего ради?
— Ты ошибаешься, — спокойно отрезала Верка. — Ты, Валер, любил не меня, а себя рядом со мной. Меня ты и не замечал, только то, как смотрят на меня другие. А Йохан меня спас… от самой себя. Прости, я не смогла быть твоим знаком качества, я хотела стать человеком.
Он ничего не понимал. Выходило, что он же еще и виноват в том, что Верка оказалась блядью. Он был решительно с этим не согласен, что и высказал Верке, не стесняясь в выражениях. Она выслушала молча, вздохнула и пошла к дверям. На ходу обернулась и бросила вскользь:
— Если ты не против, Дениса забирать не буду. Пусть живет с вами, я знаю, что мать из меня никудышная. Только если ты не против.
Конечно, он не будет против, вырастят они Дениску вдвоем с матерью, это лучше для ребенка, чем мотаться между Москвой и Мюнхеном и слушать корявую речь Йохана. Да и долго ли Верка продержится паинькой, тоже вопрос.
Они развелись, Верка уехала окончательно, но регулярно навещала ребенка, приносила подарки, продукты. А у Валерки с ее отъездом словно что-то заклинило внутри. Стало пусто, так пусто, как не было никогда за все эти жуткие годы. Он так привык ругаться с Веркой, ждать ее, презирать ее и прощать, что ему стало совершенно нечем жить. Злость его на окружающих усилилась еще больше, он стал пить с утра, понимая, что давно пора остановиться, но успокаивая себя тем, что он же не алкоголик и в любой момент, когда захочет, тут же бросит. Партии дома не открывал, во время репетиций не мог сосредоточиться и играл невесть что. Держался он более или менее лишь на концертах, но и там вскоре стали заметны срывы. Кретов бушевал, Валерка смотрел на дирижера тяжелым и угрюмым взглядом, тот зверел еще больше. Ребята старались не заговаривать с ним первыми, многие молча отворачивались…
