В филармонии ее ожидал очередной сюрприз.
— В выходные играете соло с Соловьевой, — заявила Сухаревская тоном, не терпящим возражений. — Надеюсь, ты помнишь Вивальди? Если нет, то у тебя три дня в запасе.
Концерт Вивальди Алька играла ровно полгода тому назад, когда во время гастролей в Праге заболел Эдик Скворцов. Тогда Сухаревская скрепя сердце выпустила на сцену Альку. У той от неожиданности дрожали руки, но ничего, стиснула зубы, сыграла. Кретов остался доволен, Ирка сказала что-то насчет штрихов, но в целом все прошло путем. С тех пор Алька Вивальди не повторяла. Издевается Ирка над ней, что ли?
— Я не сыграю, — твердо сказала Алька.
— Сыграешь, — холодно отрезала Сухаревская. — Позаниматься придется, ничего не попишешь, но сыграешь. Соловьева не против.
— Потому что она сто раз его играла, а я — один.
— Тебе и одного достаточно. — Ирка отошла в сторону, будто забыв об Алькином присутствии, и та не поняла — комплимент ли ее слова или очередное издевательство.
Пришел веселый Чегодаев, подмигнул Альке и отправился в кабинет директора распределять премии — на оркестр выписали дополнительные деньги. На минуту Алькой овладело искушение рассказать Ваське обо всем: и о своих действиях, и о записке с угрозой. Она уже было приблизилась к дверям глотовского кабинета, но что-то заставило ее остановиться.
Репетиция тянулась бесконечно, после бессонной ночи ныли руки, перед глазами прыгали цифры тактов. Молчаливая и такая же бледная Ленка сидела рядом, и Аля слышала, как она фальшивит. Сухаревская время от времени оборачивалась и бросала на подруг яростные взгляды, но Альке было абсолютно все равно.
— Ты куда? — спросила она Ленку, когда Горгадзе наконец отпустил оркестр.
— Домой, конечно. — Ленка быстро собирала инструмент. — Заниматься надо, а то, того гляди, с работы выгонят. Мы ведь пока что с тобой не на Петровке работаем, а в оркестре, здесь играть надо, а не преступников разыскивать.
Ленка ушла, а Аля медленно запаковала скрипку и побрела к метро. Сзади посигналила машина, из-за опущенного стекла Альке улыбался Чегодаев.
— Куда утекла? — Он распахнул дверцу. — Садись, премию отметим.
— Мне заниматься надо, — покачала головой Алька, — в субботу Вивальди играть.
— Не повезло вам, — сочувственно кивнул Чегодаев. — Будете теперь струнной группой за весь оркестр отдуваться, я предупреждал. А нам хорошо, никто слова поперек не молвит. Ладно, давай хоть домой отвезу.
— На метро быстрее.
— Ну как знаешь. — Васька захлопнул дверцу, и машина унеслась, выпустив на Альку бензиновое облачко.
Алька так же вяло и медленно прошла через турникет, влезла в переполненный вагон, прислонилась к стене и отключилась. Очнулась она, лишь когда поезд внезапно выехал на поверхность.
«Что за чертовщина? — изумилась Алька. — Сейчас же должна быть «Театральная»!» И тут же поняла, что давно проехала станцию пересадки. Еще через мгновение ей стало ясно, что сделала она это не случайно — поезд следовал до «Красногвардейской». «Зачем? — устало подумала Алька. — Кто меня там ждет?» Но из вагона не вышла, доехала до конечной, отыскала дом, у которого была десять дней назад, нужный подъезд, квартиру.
Рыбакова распахнула дверь, с удивлением вгляделась в Альку, потом, вспомнив, произнесла:
— Ты? Заходи.
В коридоре тут же появился Денис, сделал пару шагов навстречу Альке и остановился.
— Ну чего ты? Боишься? — Алька выругала себя за то, что не догадалась что-нибудь принести ребенку, и протянула ему руку: — Иди сюда, поздороваемся.
Денис так и остался стоять в дверях, смотря на Альку серьезно и с подозрением.
— Забыл, — объяснила Рыбакова. — Ты раздевайся. Вон тапочки возьми. — Она мотнула головой в угол, где стояла обувь, и ушла в квартиру. Денис тут же побежал за ней следом.
Алька быстро переобулась, прошла по коридору на кухню. Рыбакова помешивала что-то в кастрюле, стоящей на плите, малыш прятался у нее за спиной. Оба молчали.
— Может, помочь вам? — предложила Алька. — В магазин сходить или еще что…
— Поиграй вон с ним. — Рыбакова вытащила Дениса вперед. — А я суп доварю. А то ходит хвостом целый день.
Она выглядела лучше, чем тогда, во дворе изолятора, казалась не такой бледной и усталой. Ростом не ниже Альки, в темных волосах почти нет седины.
— У тебя время-то есть?
Алька кивнула, представляя, что ей завтра скажет Сухаревская по поводу невыученной партии.
— Иди, Денис, тетя с тобой поиграет, а потом будешь обедать.
Немного освоившийся Денис послушно отправился в свою комнату вслед за Алькой. Там царил жуткий бардак, повсюду были раскиданы игрушки, на столе лежал раскрытый альбом с каракулями и кучка разноцветных фломастеров. Над столом в рамочке висела Веркина фотография — та строго, по-хозяйски смотрела на непрошеную гостью. Алька повернулась к портрету спиной, улыбнулась малышу, глядевшему на нее с ожиданием, и бодро спросила:
— Во что мы будем играть?
— Не знаю, — протянул Денис.
— Ты музыкой-то заниматься хочешь?
Денис подумал и отрицательно покачал головой.
— Нет? А кем же ты хочешь стать, когда вырастешь?
— Пожарным.
— А, ну ясно. Тогда смотри, вон там — пожар. Видишь? — Алька махнула рукой в сторону заваленного игрушками угла. — Вот и туши давай. Только сначала завал разгрузи, а то машины не проедут. Понял?
— Ага.
Денис стал кидать игрушки с пола в большой ящик, постепенно увлекаясь и разговаривая сам с собой. Алька минут пять понаблюдала за ним, потом тихонько вышла.
Валеркина мать неподвижно сидела у окна, кастрюля была выключена. Она не сразу заметила Альку, вздрогнула, поднялась.
— Готово. — Алька начала привыкать к ее манере говорить — ровно, негромко, короткими, обрывистыми фразами. — Спасибо, а то ничего не могу с ним сделать, все время путается под ногами.
— В сад надо, — подсказала Алька. — Там весело.
— Ходил, — вздохнула женщина. — Карантин там по свинке, последняя неделя пошла.
Она терпеливо накормила внука обедом и ушла укладывать спать, сказав Альке:
— Я с ним посижу минут десять, пока уснет, а ты, хочешь, телевизор посмотри пока или здесь подожди.
Алька зашла в гостиную, внимательно осмотрелась. Здесь стояло пианино, почти такое же старенькое, как у Ленки, только коричневое. На крышке лежала стопка нот, черный флейтовый футляр. Алька подошла, осторожно раскрыла его, коснулась тускло мерцавшего в глубине серебра флейты и тут же отдернула руку: прямо над пианино висела фотография, в такой же рамке, как и та, что в комнате у Дениса. На ней были изображены Валерка с женой, наверное, десятилетней давности. Такими Алька их не видела — совсем юные, красивые, улыбающиеся. Алька зло покосилась на белозубое Веркино лицо и захлопнула футляр. «Дурак, — подумала она. — Ему бы зашвырнуть подальше эти карточки, а он их по всем стенкам развесил. Неужели так любит?»
