— Я вас проверял. Дело в том, что у компании существуют на вас кое-какие виды. Барышня вы смышленая, красивая, чего скрывать! Оставалось лишь проверить, насколько вы надежны. Вот Степан Борисович и поручил мне это щекотливое дело…
От такой новости я совсем было растерялась. Не знала, что и думать: верить или нет? Что я им — подопытный кролик, лабораторная мышь, чтобы опыты со мной проводить? Но силком меня сюда тоже никто не тянул, размышляла я, сама влезла, так что придется терпеть. А Полозов-то каким хитрецом оказался!
Обрезкин как будто угадал мои мысли.
— Знаете, у меня к вам личная просьба. Вы, конечно, после можете спросить у Степана Борисовича, зачем все эти проверки. Хотя заранее вам скажу, он в ответ как-нибудь отшутится, и только. Лично я категорически против устройства подобного рода вещей. Но приказ есть приказ. Вы сами видели, как старый дурак волновался. Потому что лично мне вы более, более чем симпатичны. Может, поэтому я немного перегнул палку и срочным образом спешу перед вами извиниться. Как на духу: совершенно не хотел вас обидеть. Вы мне очень нравитесь, Мария, — финдиректор подпускал в свою козлиную песнь этакую свойскую интимность.
— Николаевна.
— Ну конечно, Мария Николаевна, раз вы настаиваете. Может быть, вы согласитесь сегодня со мной отужинать? Я знаю один неплохой ресторан, там недурно готовят.
— С вами? — Я не смогла скрыть своего изумления: праведник Обрезкин, никогда, если верить здешним слухам, даже не смотревший в сторону симпатичных девушек, вдруг приглашает меня в ресторан. Может, у него нежданно-негаданно настал период второй молодости? Классическая «седина в бороду, бес в ребро»?
— Вы так удивлены? Ах да, понимаю! Финансовый директор не слишком молод, отнюдь не строен, мое общество, наверное, не очень для вас приятно. Так сказать, красавица и чудовище. Но я ведь, честное слово, не зову вас куда-нибудь в номера или в баню…
Ну что ж, и на этом спасибо.
— Да что вы, дело совсем не в этом, — осторожно начала я. — Просто я…
— Очень хорошо! Жду вас на выходе через десять минут, — и, не дав мне времени опомниться, он выскочил из кабинета.
На пороге тут же появилась Лена Сушкина, помощница директора по внешним связям, стервозная особа лет тридцати. Неужели подслушивала?
— Ты еще здесь? — Сушкина, как всегда, балансировала на неимоверно высоких каблуках, за счет которых пыталась компенсировать свой маленький рост.
— Как видишь, — мирно ответила я.
— Да, то-то я смотрю, ты так засиделась. А навстречу мне сейчас Обрезкин пронесся, весь багровый, как из бани. Кто это, думаю, его в краску вогнал, а?
— А ты бы спросила, может, у него астма? Оказала бы первую помощь, — я достала косметичку и стала поправлять макияж.
— Ладно, мне пора. Завтра расскажу всем великую новость.
— Что за новость?
— Как? Наша мадмуазель Блинчик вознеслась на вершину Олимпа.
Сушкина гадко захихикала, оправила розовый пиджачок и удалилась. Все-таки подслушивала, сколопендра! Я сидела и слушала удаляющийся стук ее каблучков, словно весенний перестук дятла в лесу. Хотя нет, дятел — птица полезная, а эта… Наверное, в любой фирме есть своя Сушкина — любительница придумывать сплетни и плести интриги. Она — как сорняк, растущий посреди цветочной клумбы. Один сорняк удалишь, на его месте тут же вылезет новый. Это неизбежно, и с этим остается только смириться. Как и с тем, что завтра по офису поползут слухи: дескать, Блинчикова разводит шуры-муры с финдиректором. Кто знает, чего она там еще насочиняет…
Настроение было испорчено. Я схватила сумочку, закрыла кабинет и заторопилась по лестнице. Надо завтра сказать Лидии Михайловне, уборщице, чтобы заменила цветы в одной из ваз — совсем засохли. На улице в серой машине неизвестной мне марки терпеливо дожидался Обрезкин. Увидев меня, он выскочил из убежища и затараторил:
— Ну что, Мария Николаевна, вы готовы дарить людям счастье? — он улыбался во весь рот, отчего лицо его приобрело форму, которую многие древние мудрецы сочли бы верхом совершенства — круг.
— Боюсь, что счастливые дары — не моя профессия. Вы так быстро ушли, что недослушали: я тороплюсь в университет.
— Прискорбно, — круг наумовского лица вытянулся в овал. — Но ничего, как говорится, не попишешь. Может, завтра? Только не говорите, что и завтрашний вечер у вас занят.
— Вы угадали, — мне стало вдруг весело.
В конце концов, он меня уволить не может, да я в самом деле занята!
— Что ж, — вздохнул финдиректор. — Вы девушка юная, красивая, а я, увы, уже немолод, — он перевел дух, видимо, давая мне шанс возразить.
Не воспользоваться этим шансом почти наверняка означало нажить себе врага: во взгляде собеседника читалась обида.
— Ну что вы, дело совсем не в этом. Просто я не свободна, к тому же мне нужно в университет, за знаниями.
— Вы разве замужем? — финдиректорский взгляд пылал удивленным недоверием.
— Извините, я спешу, сегодня важная лекция, — не очень ловко уклонилась я от ответа.
— Может быть, вас подвезти? — но особого энтузиазма в его голосе не было.
— Нет, спасибо, мне недалеко. Всего доброго.
— И вам, и вам того же…
Я со вздохом облегчения развернулась и тут же увидела перед собой вездесущую Сушкину. С ехидной ухмылочкой она вышагивала мне навстречу. Не иначе все это время паслась где-то неподалеку.
— Зонтик забыла, — бросила Сушкина на ходу, — а завтра с утра опять дождь обещали. А у вас тут, смотрю, рандеву намечается?
Я промолчала.
— Ладно, ладно, мы — не любопытные, в чужие шашни носа не суем, — злобные подведенные глазки хитро сверкнули.
Я чувствовала себя так, словно меня вымазали грязью с ног до головы. Чтоб у тебя каблук сломался, подумала я с досадой. И тут же услыхала позади себя сдавленный вскрик.
Сушкина сидела на корточках, обхватив руками правую лодыжку. Все-таки есть справедливость на белом свете!
— Ногу подвернула. Мамочка! Больно-то как! — охала Сушкина.
— Подожди, давай помогу, — обхватив ее за талию, я помогла ей встать на ноги.
— Я здесь! — Обрезкин наподобие Бэтмена метнулся на помощь.
Оказывается, он еще не ушел и следил за развитием событий. Сушкина томно стонала и опиралась на плечо финдиректора. Может, он утешится в ее прелестном обществе?
Наум услужливо вызвался отвезти пострадавшую домой, и парочка поковыляла к его машине. На лице директора по внешним связям было выражение плохо скрываемого удовлетворения; зонтик, как и следовало ожидать, был Сушкиной уже не нужен.
СТРАСТИ ПО БЛИНЧИКОВОЙ
Несколько месяцев пролетели как один день. Надвигались конец декабря, Новый год, сессия и новый виток отношений со Степаном.
