Раевский судорожно дернулся на стуле. Взгляд его выражал безумие. Несколько секунд он молча смотрел на меня и — не узнавал. Мне стало страшно.
— Мишенька, пойдем домой.
— Домой?! Ты соображаешь, что говоришь?! — седой сосед Раевского вздрогнул от его крика.
Карточный домик призрачных надежд, построенный на зыбком песке, рухнул. Я попятилась назад, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. За столом замолчали, все повернули головы в нашу сторону. Я поймала на себе несколько сочувствующих взглядов. Сегодня, в день моего рождения…
— Иди куда хочешь, только меня не трогай! — рявкнул Раевский и повернулся к столу.
Игра продолжилась.
СУДЬБЫ И НАСЕКОМЫЕ
— Раз-два-три, раз-два-три… Не отвлекаться! Смотреть на меня! И — раз-два-три…
Свою новую душевную рану я зализывала в спортзале. Времени свободного у меня теперь было — навалом, и иной раз я посещала сразу два занятия подряд. Поначалу жутко болели все мышцы — с непривычки, но я помнила, что этот неприятный момент нужно перетерпеть. Недели через две движения стали увереннее, спина распрямилась и подбородок как-то сам смотрел кверху. Традиционные релаксации в ванной я отменила — валяться просто так в воде было скучно и на ум лезли всякие грустности. То ли дело в зале — машешь в увлекающем ритме руками-ногами, прыгаешь, скачешь, и рядом с тобой такие же сумасшедшие: раз-два-три, раз-два-три… И к тому же плюшки и прочие вкусные вещи можно безбоязненно есть — хоть какая-то радость в жизни.
Летняя сессия была сдана на одни пятерки. Даже на экзамене по бухучету Клара Пушистик поставила мне «отлично». Наверное, мне удалось совместить две вещи: четкое знание бухгалтерских проводок и супернесчастный внешний вид. Бухучет был первым в сессии, и готовиться к нему я стала практически сразу после злополучного дня рождения. Помню, сижу на кухне, ночь, в голове уже начинает мешаться от дебетов-кредитов, я вспоминаю Мишины отчаянные глаза и дикий звериный взгляд и — начинаю учить по новой. Проводки я выучила со злости так, что они мне снились, а выглядела я тогда действительно неважно — переживала.
Раевский, конечно, звонил, и умолял, и объяснял, и даже рыдал в трубку. Встречаться с ним пока не хотелось — зачем? Маринке я потом как следует выплакалась, и она рассказала, что игроманы — люди больные и обижаться на них бесполезно.
Маринка выглядела солидно, стала более уверенной и уже не такой нескладной и угловатой. На работе уставала жутко, но была довольна — деньги платили очень и очень приличные, а Маринка копила на квартиру — собиралась поскорее расстаться с родителями.
— Ты представляешь, на работе устаю, как лошадь, а домой прихожу — отец варежку открывает и давай за свое…
Маринкины родители категорически не одобряли профессию дочери, непонятно почему считая ее безнравственной и неприличной. Пролетарский Роман Роменыч в рваных тапках никак не мог поверить, что казино, как и любому другому заведению в нашем городе, могут требоваться не проститутки, а квалифицированные работники. Маринка запиралась в своей комнате и там мечтала о светлых денечках, когда она сможет жить-поживать в своей собственной квартире.
И я с головой окунулась в мир спорта. Моя бывшая тренересса искренне обрадовалась, увидев прежнюю воспитанницу, пожурила за длительное отсутствие и вновь пообещала «сделать из меня человека».
Как-то, выходя из раздевалки и совершенно не представляя, чем занять себя вечером — Аришка уехала в очередной отпуск с Гиром и девочками, Маринка опять работала как каторжная, — я вдруг нос к носу столкнулась с Адой Ковальской. В первый момент даже не узнала, так сильно она переменилась.
Когда-то очень давно мы вместе ходили в музыкальную школу: я по классу фортепиано, она — скрипки. Ада тогда подавала большие надежды: все говорили, что у нее идеальный слух, что она очень талантливая. На городских музыкальных конкурсах она побеждала неоднократно и даже заняла второе место на всероссийском. Юное дарование с длинным носом и двумя тоненькими косичками — такой она мне запомнилась.
Теперь же передо мной стояла элегантно, с иголочки одетая молодая женщина. Модные сапожки блестят лаковой кожей, прическа каре уложена идеально, как будто только что из салона, макияж на высшем уровне. При всем при этом красивой я бы Аду не назвала, зато слово «шикарная» было здесь вполне уместно. Ухоженная, уверенная в себе женщина. Мне захотелось уйти, но мы уже узнали друг друга. Придется улыбаться и произносить какие-то слова.
— Ада, ты? Сильно изменилась! Тебя прямо не узнать!
— Привет-привет! Как поживаешь?
Я замялась. Никак не научусь на подобные вопросы малознакомых людей отвечать: «Лучше всех!»
— Как твоя музыкальная карьера? — я решила перевести разговор в другое русло.
— Ах, да ну ее, разве на музыке деньги заработаешь?
— Ты же подавала большие надежды…
— Ой, не смеши! Разве пиццикато да стаккато можно на жизнь заработать? Я ведь после школы, грешным делом, даже в Консерваторию подалась. Проучилась пару месяцев, пообтерлась, поосмотрелась, с людьми разными пообщалась, и все быстренько поняла: в наше время становиться музыкантом — нужно или фанатом быть или происходить из музыкальной семьи со связями и традициями. Кто в нашей стране станет в никому не известную скрипачку вкладывать миллионы в надежде, что завтра она покорит мир? — Ада оказалась еще разговорчивее, чем я думала. — Ты, милочка, сначала расстарайся, вначале его покори, а потом мы в тебя вложимся, и то не факт, что не будет у нас других, более молодых и перспективных. Здесь, подружка, нужен богатенький родитель и покровитель. У меня же такового в наличии нет, а красавицей я никогда не была: бедная евреечка с облезлыми косицами — кто на такую позарится?
— Ну не скажи! — невольно возразила я. — Ты такая эффектная…
— Это сейчас. Потому что я сама себя сделала. «Мы не можем ждать милости от природы» — эту цитатку я запомнила с детства. Только денег у меня тогда не было, чтобы на себя можно было их тратить.
— А теперь, значит, есть?
— Есть! — с гордостью провозгласила Ада. — Главное — места знать! Наша контора — то самое место, которое при определенных надобностях ищут и рыбы, и акулы.
— А где ты работаешь, если не секрет? — пустая болтовня начала меня сильно донимать, но Ада не торопилась сворачивать разговор.
— В компании «Айс-Парадайс». Это огромный холдинг, включающий…
Вот тебе и раз! В груди что-то екнуло, дыхание перехватило. Я уже не слушала Аду. Она продолжала распевать дифирамбы своей конторе, а я впала в какой-то ступор. Что же это за человек такой, мой первый мужчина, что при одном названии его фирмы я теряю голову! Я терялась в мыслях, что бы такое спросить у Ады про Степана Она не может не быть с ним знакома… Жуткая мысль поразила меня: Ада такая сексапильная, а что если?.. Вдруг у них со Степаном был роман? Глядя на нее, я бы этому нисколько не удивилась. Как это выяснить, не представлялось возможным. Вернее, есть один способ…
