— Да замолчите наконец! — рявкнул кто-то с галерки. — Ни фига не слышно!
— …вести предмет — «Тисленные методы», — спокойно закончил человечек и направился к кафедре.
Воцарилась долгожданная тишина — все старательно записывали.
— Машка, ты чего, сбрендила? — толкнул меня под руку Сашка. — Ты что написала? — И весь затрясся от смеха.
— Как что? Название предмета. Сам потом будешь спрашивать… — обиделась я.
— Дурында, да он так букву «Ч» произносит! Методы не «тисленные», а численные, — почти икая от восторга, объяснил Сашка.
С того дня весь поток с легкой талановской руки называл Соколова — кстати, отличного юморного дядьку, искренне любившего своих студентов, — не иначе как Тисла.
Преподавательский состав в основном состоял из мужчин, но бухгалтерский учет у нас вела жуткая крыса, Клара Вениаминовна Гульпенко. Всех особ женского пола, бывших моложе ее, она не переваривала, а симпатичных — люто ненавидела. Сдать зачет, а после — экзамен Кларе Вениаминовне было практически неосуществимой задачей.
Постоянным аксессуаром госпожи Гульпенко была меховушка, повязанная на мощной шее и напоминающая чей-то пушистый хвост в стиле «а-ля мексиканский тушкан». В отличие от Эллочки-людоедкинового, хвост был не зеленый, а какой-то кремовый, и выглядел он весьма вульгарно.
Клара Вениаминовна поправляла меховушку, щурила поросячьи глазки и, явно наслаждаясь моментом, ехидно цедила:
— Придете в следующий раз, милочка…
Сашка ласково называл Гульпенко Пушистиком. Еще бы, ему-то, равно как и всем парням Финэка, она всегда ставила «зачет»! Зато все девчонки в университете знали, что в мини-юбке или обтягивающих джинсах бухучет сдать невозможно. Только одевшись позатрапезнее и смыв в туалете макияж, можно было на что-то рассчитывать.
Сумасшедшую Азу Арнольдовну, которая тягучим трубным голосом не рассказывала, а пела «Экономическую теорию» вместо прежней политэкономии, Сашка окрестил Цыганкой Азой.
Обжегшись раз на молоке, я решила дуть на воду и перво-наперво выяснила у Сашки дату его рождения. Так учила незабвенная Эльга Карловна и на наши недоуменные улыбки строго отвечала, что звезды — не лгут, а выбирать мужчину нужно только и только по звездам. И неожиданно для себя очень обрадовалась, узнав, что по гороскопу Сашка — Рак, а следовательно, подходит мне целиком и полностью. Во всяком случае, так говорили звезды…
Что касается Степана, то я была больше чем уверена: он — Стрелец. В моей тетрадке до сих пор сохранилась запись, сделанная с громогласных слов Эльги Карловны: «Стрелец — страстная любовь, кончающаяся крахом». Я тогда еще скривила гримаску, а Эльга, наклонившись ко мне, сделала страшное лицо, зыркнула глазищами и изрекла: «Мэри, не связывайся со Стрельцом, в нем твоя погибель!..» И ведь права оказалась!
Мы ходили вместе в кафе, в кино — если у кавалера водились деньги. Был неподалеку от Финэка симпатичный гриль-бар, где настоящие грузины готовили совершенно фантастического цыпленка табака. Я предпочитала белое мясо, Сашка же обожал грызть куриные косточки.
— Как ты можешь это есть? — недоумевала я, глядя, как Таланов с хрустом перекусывает кость.
— Это же самое вкусное, Машка!
Когда у будущего финансиста финансы кончались, мы часами бродили по улицам. Даже в подъездах иной раз ошивались, грели у батарей руки. Иногда садились в трамвай и ехали куда глаза глядят.
И вот через несколько месяцев такого времяпрепровождения приглашает Сашка меня в гости. Родители, мол, завтра уезжают в канонические гости и квартира будет свободна.
— Чай, кофе, потанцуем, — небрежно так говорит и потешно подмигивает. А сам красный, как галстук пионерский.
— А что делать будем?
— Смотреть новый фильм! — моментально нашелся Сашка.
— Какой? Я стрелялки-страшилки не люблю, — капризно протянула я.
— Не волнуйся, фильм что надо, тебе понравится! Но название пока не скажу — сюрприз!
Итак, формальная сторона дела была утрясена. Мэри Блинчикова идет к своему одногруппнику смотреть фильм на видео. Культурное, можно сказать, мероприятие. Теперь мне предстояло разобраться с моральной стороной.
Степан уже давно мне не снился. Со времен канарской сказки прошло полтора года, и я изменилась. Чего греха таить, в интимных вопросах я была полнейшим профаном. Та ночь в волшебном замке прошла как в угаре, и она была одна. Я искренне продолжала считать, что та ночь — лучшее, что случилось со мной, но жизнь шла своим чередом. Но чему может научить молоденькую дурочку одна ночь любви, тем более если эта дурочка еще и влюблена, как кошка? Я больше не хотела раздваиваться, моя вторая — безумная и восторженная — половинка стихла и спряталась глубоко-глубоко в зыбкое сознание прошлого. И я не собиралась эту сумасшедшую половинку ворошить.
В отношениях с Сашкой я почему-то сразу почувствовала себя как будто старшей, более опытной, более умудренной. Ему даже нравилось уступать и соглашаться со мной. Хотя порой Сашка бывал невыносимо упрям и умел настоять на своем. Если мы ссорились, а делали мы это часто, мириться первым всегда начинал он — долго не общаться со мной он не мог. При этом принимал такой нарочито-невинный вид и так хлопал ресницами — ресницы эти как-то раз настолько поразили кондукторшу в трамвае, что она смилостивилась и не стала нас штрафовать, — что я покатывалась со смеху, и он вместе со мной.
Сашка терпеливо поджидал меня на выходе из метро. Стоял ноябрь, было уже очень холодно, а он опять надел свои дурацкие баретки — подошва тоненькая-тоненькая. И, конечно, без шапки — головные уборы Сашка презирал. Нос и уши у него был красные.
— Привет-привет, — подпрыгивая, сказал Сашка. Мне было очень уютно под его нежным взглядом. — А это тебе.
Таланов протянул пук ярко-красных гвоздик. Несчастные цветочки имели обветренный и болезненный вид, завтра, наверно, умрут совсем. Жалко!
— Спасибо, — я поцеловала его в щечку.
— Ну что, важнейшим из искусств для нас является кино? — захохмил Сашка, пихаясь в бок. Не человек, а вечный двигатель какой-то!
И вот мы в заветном месте. Квартирка — ничего себе такая, холл огромный, как я люблю, темно-желтые кресла и торшер с желтым же абажуром и длиннющими кистями. Сашка суетился вовсю, предлагая то тапочки, то чистое полотенце, то еще что-нибудь.
— Да уймись ты, наконец! Показывай свой сюрприз.
— Сейчас, Маш! — крикнул Сашка из недр квартиры.
— И вазу для цветов принеси!
В гостиной было тепло и уютно. Хрусталь в стенке, рядом — знакомые корешки подписных изданий, на стене — копия Айвазовского в темной раме, в общем — все как положено. И диван такой мягкий-мягкий, с пухлыми огромными подушками. Я устроилась поудобнее и прикрыла глаза.
— А вот и я! — сначала показался поднос, заставленный всякими разностями, а потом уже Сашка. Ложечки в фиолетовых с золотой каемкой чашках радостно позвякивали. — Может, ты выпить хочешь?
