— Мама, зачем ты это сказала? — вдруг взвилась Тильда Фаринелли. — Ты что, действительно готова во все это ввязаться и рискнуть своей жизнью ради незнакомых людей?
Сильвана повела полными плечами, поправила прическу и невозмутимо ответила:
— Зачем же ради незнакомых. Ради самых близких.
— Кого ты имеешь в виду? — подозрительно спросила девица в черном, обводя глазами сидящих заложников.
— Прежде всего тебя, конечно, — улыбнулась певица. — Ты же знаешь, как я тебя люблю.
— А кого еще? — продолжала допытываться Тильда. — Ты сказала не «человека». Ты сказала «людей». Что ты имела в виду, мама?
Сильвана Фаринелли глубоко вздохнула — на это стоило посмотреть! — и тихо произнесла:
— Твоего отца.
— Нет у меня никакого отца, — фыркнула юная наркоманка, — он погиб на гоночной трассе в Монте-Карло!
— Марчелло не был твоим отцом, — потупила глаза оперная дива. — Он был просто моим вторым мужем. Вдобавок на десять лет меня моложе. Когда мы познакомились, тебе было уже три. Ему пришлось мириться с тем, что ты в моей жизни на первом месте.
— На втором, — злобно огрызнулась девица. — На первом, мамочка, у тебя всегда твоя обожаемая опера. А я где-то следом.
— Ты права, — царственно кивнула Фаринелли. — Опера — это то, что нас кормит. Благодаря ей ты окончила хорошую частную школу. Благодаря ей мы не ночуем под забором, а можем позволить себе останавливаться в лучших гостиницах мира.
— Как эта дыра, да? — показала зубки Тильда.
— В «Шварцберг» мы приехали не просто так, — призналась певица. — Я привезла тебя сюда для того, чтобы наконец познакомить с твоим настоящим отцом.
— Правда? Он здесь? — глаза юной наркоманки забегали по лицам сидящих. Чаще всего девушка поглядывала в сторону арийцев. — И кто же это?
— Здравствуй, девочка моя, — со слезами на глазах произнес Альдо Гримальди.
Я наблюдала за происходящим, сочувствовала Сильване, радовалась за Альдо, а какая-то часть моего мозга уже прикидывала, как можно использовать полученную новую информацию. Я готовилась выжить любой ценой, а в таком случае мало ли что может стать жизненно важным?
Хозяин отеля попытался обнять новообретенную дочку. Но девица в черном отстранилась от него и яростно прошипела:
— Значит, вот какую тайну ты столько лет скрывала от меня? Но почему, мама? Что в этом коротышке, — тут она смерила папу презрительным взглядом, — такого, что нужно было двадцать лет скрывать? Старый, толстый, лысый, да еще нищий вдобавок. Сидит на своей горе…
На месте Альдо любой бы потерял над собой контроль, но Гримальди меня поразил. Он спокойно усмехнулся и с полным самообладанием произнес:
— И вовсе не нищий, девочка. «Шварцберг» приносит неплохой доход. В банке у меня отложены сбережения на черный день. Так что за наше будущее можешь не волноваться.
Тильда только презрительно фыркнула и отодвинулась еще дальше.
— А что касается причины, по которой твоя мать не открывала тебе нашу тайну… рано или поздно ты все узнаешь. Но не сегодня. На сегодня с тебя достаточно.
Меня поразило спокойствие пожилого мужчины. Смешной суетливый толстяк с головой, как яйцо, показал себя с самой лучшей и неожиданной стороны — он был надежным и хладнокровным. Пожалуй, я понимаю, что такая женщина, как Сильвана, нашла в этом коротышке…
— Послушайте, — привлекла я внимание собравшихся, — семья — это очень важно, но все-таки не забывайте: нас вот-вот могут убить. Давайте сосредоточимся на том, как нам справиться с бандитами и спастись, а решение семейных проблем оставим на потом.
Один из троицы «арийцев» — тот, что с разбитым лицом — придвинулся ко мне и тихо спросил:
— Вы думаете, нам такое по силам? Одолеть вооруженных громил, профессиональных преступников? Да вы посмотрите на нас. Половина — женщины.
— Женщины тоже кое-что могут, — подмигнула я, стараясь не морщиться от боли. Голову будто стягивали металлическими обручами. — Если мы ничего не предпримем, то не доживем до утра. Включая женщин. Спасибо, хоть детей среди нас нет.
— Как же это? — недоуменно спросил «ариец». — А как же маленький сын и дочь этого русского?
— Вы что, еще не поняли? — огрызнулась я. — Господин Кабанов и есть тот самый международный преступник. Он торговец смертью по прозвищу Доплер, а мы все — его заложники. Кстати, я почти уверена, что его семья ненастоящая.
— Как это — ненастоящая? — спросила младшая из Вострецовых, из чего я сделала вывод — сестры раздумали помирать и в них просыпается интерес к жизни. А первым — страсть к сплетням и пикантным подробностям чужих биографий.
— А вот так! — усмехнулась я. — Вы хотя бы раз видели, чтобы эти люди разговаривали друг с другом? Нет? Вот и я не видела. А эта легенда о якобы погибшем в горах сыне? Как трогательно! Неужели вы верите, что мужчина привезет свою семью на место трагедии? Да ни один нормальный человек так не поступит!
Все смотрели на меня, только Альдо Гримальди опустил глаза и произнес:
— Но, Евгения, это правда. В прошлом году в районе Брокенхерца действительно нашли труп юноши. Я слышал, что приезжали родители и опознали тело. Такое здесь случается, хоть и нечасто. Некоторые люди беспечно относятся к собственной безопасности и гибнут.
— Понятия не имею, что это за погибший юноша, — продолжала упорствовать я. — Знаю только, что эти люди не семья. Это подставные лица, наемные статисты, может быть, актеры. Все, включая ребенка. Какой отец потащит маленького сына в такое место? А вы заметили — нам все время говорят, что этот ребенок — вундеркинд, музыкант, новый Моцарт. В столовой стоит пианино. Между тем мальчик ни разу даже не подошел к нему! А «дочка» миллионера, Альбина? Она ведет себя просто неприлично, вешалась на шею даже Леону! Ни один отец, тем более такой авторитарный и властный, не позволит так вести себя собственной дочери! Эта девушка ему не дочь, а статистка. Об остальном мне даже и говорить противно. Может быть, этот человек и в самом деле русский миллионер Дмитрий Кабанов, но это не мешает ему при этом быть международным преступником Доплером!
В этот момент дверь в столовую распахнулась. И на пороге показались два хорошо знакомых нам амбала-телохранителя. Я с удовольствием отметила, что один теперь хромает на правую ногу. Наконец-то я могу наградить их заслуженными прозвищами. Этот, естественно, будет называться Хромой, а второй — тот, у которого обе ноги целы, — получит кличку Резвый.
Итак, телохранители Кабанова вошли в комнату, и на нас словно морозом повеяло. Заложники опустили глаза в пол и, кажется, постарались казаться меньше, чем они есть. Причем это касалось всех — и Гримальди, и «арийца», который проявлял на словах такую отвагу, и Сильваны Фаринелли.
И я вполне могла их понять, потому что Резвый держал в одной руке автомат, а в другой черную коробочку рации. А Хромой нес под мышкой чемоданчик. Вот он дохромал до стола, поставил на него свою ношу, щелкнул замочками и откинул крышку. Я услышала, как в тишине громко сглотнул Леон.
