Я простодушно таращилась на певицу. Фаринелли отвела взгляд и пожаловалась:
— «Шварцберг» всегда был таким тихим, уютным местом. И вдруг такое. Какое отношение смерть этого несчастного имеет к нам? Наверняка он решил спуститься на лыжах и свернул себе шею.
Стоп, Охотникова! Осторожно! Никто не должен догадаться, что ты в курсе того, как именно умер однорукий постоялец.
— Точно! — закивала я. — Трасса здесь «черного» уровня сложности, а еще ниже, говорят, вообще «желтого»! Разве можно кататься в одиночку, когда и помочь-то некому.
— А где ваша спутница? — Я завертела головой. Как-то непривычно было видеть примадонну без худосочной девицы.
— Это моя дочь, — отрезала Сильвана. — Она спит.
Боюсь, я невежливо вытаращила глаза: в «Шварцберге» найден труп, а девочка пошла подремать после обеда? Фаринелли правильно истолковала мой взгляд и пояснила:
— У Тильды слабое здоровье. Именно поэтому мы и приехали сюда — подышать чистым воздухом. А теперь, конечно, придется немедленно уехать.
— Не получится, — я покачала головой. — Комиссар настроен очень решительно. Никто не покинет «Шварцберг», пока они не разберутся, что произошло с тем человеком.
Высокая грудь певицы угрожающе приподнялась, Сильвана уперла мощные руки в бока, как будто собиралась петь партию Кармен, и возмущенно воскликнула:
— Что? Я немедленно иду к этому типу и выскажу все что думаю!
Я проводила решительно шагающую певицу довольным взглядом — толстяка комиссара ждет сцена поистине оперного накала страстей!
Тут я спохватилась и поспешила в свой номер, по дороге едва не споткнувшись о ноги Леона. Подросток устроился неподалеку, как всегда, погруженный в свою компьютерную игру.
В номере я первым делом тщательно заперла дверь — не хватало еще, чтобы кто-нибудь застал меня за прослушкой! На то, чтобы настроиться на нужную частоту, ушло еще несколько минут, и наконец до меня донеслись мужские голоса, звучавшие так чисто, будто допрос велся у меня под кроватью. Первый голос принадлежал, разумеется, Давиду Розенблюму. Услышав второй, я едва не застонала от разочарования.
Надо же было этой оперной толстухе так не вовремя задержать меня! Я пропустила самое интересное — допрос Дмитрия Юрьевича Кабанова!
Судя по всему, беседа русского миллионера и швейцарского полицейского велась на повышенных тонах и уже подходила к концу.
— Как вы смеете меня в чем-то подозревать? — ровным, но звенящим от напряжения голосом выговаривал Дмитрий Юрьевич. — Я не имею ни малейшего отношения к этому несчастному случаю!
— Почему вы уверены, будто это несчастный случай? — вкрадчиво поинтересовался комиссар.
— А что же еще?! Какой-то тип свернул себе шею на сложной трассе, такое случается сплошь и рядом. Вместо того чтобы оперативно упаковать тело и убрать его с глаз подальше, вы ведете допросы невиновных людей!
— Надеюсь, вы не станете меня инструктировать, как мне выполнять свою работу, — голос Розенблюма стал холодным и неприятным.
Но русский миллионер его не слушал.
— Там была моя жена, там находились мои дети! — мужчина едва не сорвался на крик. — Они все видели! У моей жены не в порядке нервы, она приняла снотворное и спит. Я очень надеюсь, что вы не станете ее тревожить и вызывать ради этого фарса, что вы называете допросом!
Некоторое время было очень тихо, слышался только странный скрежет. Может быть, комиссар скрипел зубами, пытаясь сдержаться? Интересно, Дмитрий Юрьевич всегда себя так ведет? Как будто все вокруг — мусор, и только он один претендует на звание человека. Я даже посочувствовала толстяку-комиссару.
— Господин Кабанов, — наконец мягко произнес Розенблюм, — если будет нужно, я вызову вашу супругу на допрос. Нравится это вам или нет — не важно. Полицейское расследование — серьезный процесс. Не важно, в какой стране. Надеюсь, вы с пониманием отнесетесь к этому и окажете следствию посильную помощь.
Миллионер, кажется, и сам понял, что перегнул палку. Он откашлялся и тихо произнес:
— Разумеется, я готов оказать помощь. Я уже рассказал все что знаю. Я всего лишь прошу, чтобы не тревожили мою жену, у которой проблемы со здоровьем, понимаете? Она стояла рядом со мной и не сможет рассказать вам ничего нового, ведь видела она то же самое, что и я.
Теперь и голос комиссара был мягким.
— Конечно, без необходимости мы постараемся не тревожить вашу супругу.
— Это относится и к дочери! — поспешно вставил Дмитрий Юрьевич.
— У вашей дочери тоже не в порядке нервы? — притворно удивился комиссар. Теперь Кабанов осторожно подбирал слова:
— Альбине всего пятнадцать. Она подросток, возбудимый и очень ранимый. Я не желаю, чтобы ее допрашивали. Она несовершеннолетняя. А следовательно, вы не можете подвергнуть мою дочь допросу без присутствия адвоката, родителей или опекуна. А я своего согласия, разумеется, не дам.
— А вы знаете законы, господин Кабанов, — с непонятной интонацией протянул комиссар.
— Знаю, — судя по звуку отодвигаемого кресла, Дмитрий встал. — Попрошу не забывать, что я никогда, ни разу не видел этого человека живым. Я приехал после того, как он покинул отель. Вы на меня еще убийство Кеннеди повесьте.
— Скажите, с какой целью вы приехали в «Шварцберг»? — послышался негромкий голос полицейского. Русский миллионер ответил сразу, без малейшей заминки, будто ожидал именно этого вопроса.
— С какой целью люди приезжают на горнолыжные курорты? Свежий воздух, солнце, лыжи.
— Да? — Голос Розенблюма сделался вкрадчивым. — А вот другие гости отеля говорят, что вы ведете себя странно. На лыжах не катаетесь, даже из номера почти не выходите. Не обедаете с остальными постояльцами, а заказываете еду в номера. Вы и ваши спутники не общаются ни с кем, кроме друг друга.
В бильярдной некоторое время стояла давящая тишина. Я затаила дыхание, ожидая бурной реакции миллионера. Но, к моему удивлению, Дмитрий Юрьевич только рассмеялся:
— Везде находятся любители совать нос в чужие дела. Даже на высоте несколько тысяч метров над уровнем моря. До свидания, господин комиссар.
— До встречи, господин Кабанов, — слегка растерянно, как мне показалось, ответил Давид Розенблюм.
Хлопнула дверь. В бильярдной было тихо. Я слышала, как толстяк возится в кресле, шуршала обертка, булькнула вода, когда комиссар глотнул из бутылочки.
Послышался стук, скрипнула дверь бильярдной.
— Разрешите, господин комиссар? — спросил приятный мужской голос. Это кто же у нас такой? А, поняла — Сергей Дубровский. Учитель музыки маленького Вани.
Рассказ музыканта ничего интересного не содержал. Он стоял на площадке, был занят воспитанником, который что-то расшалился и снял перчатки. А на таком морозе это вредно. Музыканту приходится заботиться о руках, знаете ли… на этом месте комиссар вежливо, но твердо направил учителя в деловое русло.
