Преданье
1
Он был пророк.
Она — сибилла в храме.
Любовь их, как цветок,
горела розами в закатном фимиаме.
Под дугами его бровей
Открылись взгляды
В выси излитые.
Струились завитки кудрей —
Вина каскады
Пеннозолотые.
Как облачко, закрывшее лазурь,
С пролетами лазури
И с пепельной каймой —
Ее лицо, застывшее без бури,
Волос омытое волной немой.
Сквозь грозы
И напасти
Тронулись: была в пространствах дальних —
Нега.
Из багряницы роз многострадальных
Страсти —
Творили розы
Снега.
К потокам Стикса приближались.
Ветер выхватился, белыми шелками вея, —
Розовые зори просветлялись
Жемчугами -
Умирали, ласково бледнея.
2
На башнях дальних облаков
Ложились мягко аметисты.
У каменистых берегов
Челнок качался золотистый.
Круг солнца ясно ниспадал,
(И тихо плакала сибилла) —
Средь изумрудов мягко стлал
Столбы червонные берилла.
Пророк сказал: «Любовью смерть
И смертью страсти победивший,
Я уплыву, и вновь на твердь
Сойду, как бог, свой лик явивший».
Сибилла грустно замерла,
Откинув пепельный свой локон.
И ей надел поверх чела
Из бледных ландышей венок он.
3
Тянулись дни. Он плыл и плыл.
От берегов далеких Стикса,
Всплывая тихо, месяц стыл
Обломком матовым оникса.
Чертя причудливый узор,
Лазурью трепетной сквозили
Стрекозы бледные. И взор
Хрустальным кружевом повили.
Вспенял крылатый, легкий челн
Водоворот фонтанно-белый.
То здесь, то там средь ясных волн
Качался лебедь онемелый.
И пряди длинные кудрей,
И бледнопепельные складки
Его плаща среди зыбей
Крутил в пространствах ветер шаткий.
4
И била временем волна.
Прошли года. Под сенью храма
Она состарилась одна
В столбах лазурных фимиама.
В закатный час, покинув храм,
Навстречу богу шли сибиллы.
По беломраморным щекам
Струились крупные бериллы.
И было небо вновь пьяно
Улыбкой брачною закатов.
И рдело золотом оно
И темным пурпуром гранатов.
5
Забыт теперь, разрушен храм,
И у дорической колонны,
Струя священный фимиам,
Блестит росой шиповник сонный.
Забыт алтарь. И заплетен
Уж виноградом диким мрамор.
И вот навеки иссечен
Старинный лозунг: «Sanctus amor».
И то, что было, не прошло…
Я там стоял, оцепенелый:
Глядясь в дрожащее стекло —
Качался лебедь, сонный, белый.
И солнца диск почил в огнях.
Плясали бешено на влаге, —
На хризолитовых струях
Молниеносные зигзаги.
«Вернись, наш бог», молился я,
И вдалеке белелся парус.
И кто-то, грустный, у руля
Рассыпал огненный стеклярус.
