Обе армии сразу оставили поле сражения, хоронить трупы было некому. Только через два месяца явилась на поле похоронная команда. Теперь представьте — на Бородинском поле лежат 60 тысяч убитых, раздетых мародерами и объеденных зверьем молодых мужчин и 100 тысяч трупов лошадей. Запах страшный! (Военный историк А. И. Михайловский-Данилевский пишет, что на поле было сожжено и похоронено 58 211 человек. Часть людей умерла позднее в госпиталях.)
И по этому полю с группой монахов идет молодая женщина, надеясь найти останки своего мужа. Тучкова Александра Алексеевича звали в армии Тучков 4-й (всего братьев было пять). Этот Тучков 4-й был не только бесстрашный генерал, но и красавец необыкновенный (посмотрите на его портрет в Эрмитаже). Я знаю, жалеть надо всех, но почему-то талантливых и красивых как-то особенно жалко, не так уж часто они появляются на свет. Тело мужа Маргарита Михайловна не нашла, не могла найти. Тучков 4-й на Семеновских флешах с полковым знаменем в руках поднял в атаку Ревельский полк. Он был убит прямым попаданием ядра в грудь, тело его превратилось в пыль.
Но место гибели было найдено. Генерал Коновницын выслал вдове план сражения, на котором крестиком указал Семеновские флеши. Там и поставила Маргарита Михайловна церковь, которая позднее превратилась в Спасо-Бородинскую обитель. Она там стала первой игуменьей, там и умерла.
Французы считают Бородинскую битву своей победой. Формально они правы, русские отступили. Кутузов хотел на следующий день продолжать сражение, но, подсчитав потери, счел за благо отступить, но сохранить армию. Но морально победа, конечно, была нашей. Бородинская битва была поворотной в этой борьбе, это была точка бифуркации, после которой все пошло по другому пути. И еще про Бородино говорят, что среди однодневных сражений оно самое кровопролитное в истории.
После совещания в Филях русские оставили Москву. По приказу Кутузова Милорадович заключил на несколько часов перемирие с французами, чтобы дать возможность русским войскам уйти из города, оставив его нетронутым. Это обещание Милорадовича дает историкам возможность сомневаться в официальных приказах поджечь столицу.
Самая распространенная тема для школьного сочинения «Наполеон на Поклонной горе по роману Толстого «Война и мир»». А вот как пишет об этом Тарле: «Наполеон… не мог сдержать своего восхищения: его, как и свиту, поразила красота зрелища. Колоссальный, блиставший на солнце город, расстилавшийся перед ним, был для него мостом, где он даст, наконец, своей армии передохнуть и оправиться и прежде всего послужит тем залогом, который непременно заставит Александра пойти на мир». Наполеон ждал депутацию, которая бы вручила символические ключи от города. Но скоро выяснилось, что нет не только депутации, но и самих жителей. Кое-где в домах были слуги, кое-где теснилась беднота, но по большому счету город был пуст. Жители оставили свою столицу. А ночью вспыхнул первый пожар, горели торговые ряды. Потушили, к этому Наполеон не отнесся серьезно, деревянные дома русских все время горят. На следующую ночь опять горело, тушить было трудно, почти невозможно, потому что при отступлении губернатор Ростопчин приказал вывезти все противопожарные устройства. А потом заполыхала вся Москва. До сих пор историки спорят о причинах этого пожара — «от копеечной свечки», то есть от недосмотра, как у нас бывает, или поджог? Наполеон был уверен в последнем. Эти фанатики сами подожгли свой город. Нашлись и поджигатели, и свидетели из французов, которые все это видели. Около ста человек было расстреляно. Толстой пишет, что пустой, без хозяйского глаза город уже обречен, при чем здесь поджигатели? Ростопчин потом говорил, что дал распоряжение по сигналу подпалить город. Иные сомневаются — может, врет? Историки не любят Ростопчина с его показным, квасным патриотизмом. А ведь и правда, у нас без всяких поджогов так ходко горят дома, леса и торфяники! Все помнят.
Из-за пожаров Наполеон из Кремля переехал в Петровский дворец. Он очень много работал и днем, и ночью, думал, что делать. Во время пожара сгорело много богатых домов, но не все. Началось повальное мародерство и среди местного населения, и в армии. Вполне логично — не пропадать же добру. Потом французы увлеклись, стали хватать все подряд, грабили церкви. Дисциплина в армии стремительно падала. Продовольствия хватало, еще в Данциге он собрал его столько, что могло бы хватить на год, но было плохо с фуражом, не везти же овес из Франции? А лошадь в армии XIX века — то же самое, что в нашей армии техника. Наполеону нужен был мир, но как глупо — занять Москву и самому делать первый шаг.
Если гора не идет к Магомету, то, как известно, иди сам. Первым кандидатом на передачу письма Александру стал генерал-майор Тутолмин. Он был начальником Воспитательного дома, не смог вывезти вверенных ему детей и вынужден был остаться в городе. Наполеон сам его вызвал, долго говорил с генералом. Тутолмин с охранной грамотой направился в Петербург. Но не дожидаясь ответа, император решил послать к Александру еще одного гонца. Им стал господин Яковлев, человек богатый и знатный, задержался в Москве против своей воли — попал в плен. Яковлев был отцом Герцена, поэтому мы может в его романе «Былое и думы» прочитать «отчет» о встрече Яковлева с Наполеоном: «…Наполеон разбранил Ростопчина за пожар, говорил, что это вандализм, уверял, как всегда, в своей непреодолимой любви к миру, толковал, что его война — в Англии, а не в России, хвастался тем, что поставил караул к воспитательному дому и Успенскому собору, жаловался на Александра, говорил, что он дурно окружен, что мирные расположения его неизвестны императору». Наполеон отправил Яковлева с письмом, взяв с него честное слово, что он передаст его Александру.
Был и третий гонец — маркиз Лористон, секретарь французского посла в России. Тарле пишет: «Наполеон согласен на самый снисходительный, самый легкий, самый почетный и безобидный мир». Он так и не дождался ответа от Александра. Наполеон попробовал напрямую договориться с русской армией. Письмо Наполеона: «Князь Кутузов! Посылаю к Вам одного из моих генерал-адъютантов для переговоров о многих важных делах. Хочу, чтобы Ваша светлость поверила тому, что он Вам скажет, особенно когда он выразит Вам чувства уважения и особого внимания, которые с давних пор питаю к Вам. Не имея сказать ничего другого этим письмом, молю Всевышнего, чтобы Он хранил Вас, князь Кутузов, под своим священным и благим покровом».
Кутузов ответил: «Я подверг бы себя проклятию потомства, если бы сочли, что я подал повод к какому бы то ни было примирению; таков в настоящее время образ мыслей нашего народа». Были еще попытки договориться: неаполитанский король и правая рука Наполеона Мюрат в качестве посла время от времени наведывался в лагерь казаков и вел с ними мирные разговоры. Те морочили ему голову, уверяя, что в русской армии полный разброд, все устали воевать и с нетерпением ждут из Петербурга приказа о заключении мира: он-де, этот приказ, вот-вот прибудет.
Наполеон привез с собой мешки фальшивых русских ассигнаций. Он не пустил их в дело. Он подумывал о том, не поднять ли в России вселенский бунт крестьян-рабов. Он знал, как боится русское дворянство, что победитель-император объявит вольную их живому имуществу. Услужливые секретари подготовили ему материалы по Пугачеву, ведь это восстание было совсем недавно, менее сорока лет назад. Наброски манифеста по поводу освобождения крестьян уже были сделаны, но Наполеон не дал им ходу. Эдуар Дрио, французский историк, пишет про Наполеона: «Он был не творцом революций, но их усмирителем…»
