Все эти слухи умный Пален брал на заметку, было чем торговаться с Александром. Великому князю уже была рассказана принятая на Западе процедура отставки неугодных правителей, неугодных по болезни — безумию. Если так делают в просвещенных государствах, но почему бы России не воспользоваться их опытом? А тут поступил «живой материал», известный со слов Кутайсова. Якобы… Павел собирается поступить следующим образом: Марию Федоровну сослать в Холмогоры, где обреталась в заточении несчастная Брауншвейгская семья, Александра — в Шлиссельбург, Константина — в Петропавловскую крепость. А что сам Павел? Не иначе как женится на Лопухиной-Гагариной. Нет никаких документов, что Павел собирался это сделать. Не исключено, что сам Пален и распространял эти сплетни. Когда собираешься вести человечество к счастью, все средства хороши.
Пален прожил долгую жизнь, даже с Пестелем успел встретиться в Митаве и поговорить — обменяться опытом. До самой смерти бывший генерал-губернатор твердил, что положение его и заговорщиков было безвыходное, надо было действовать немедленно, иначе бы они все кончили жизнь на плахе. То есть все содеянное ночью 11 марта было сделано как бы в целях самообороны.
А Павел «дурил». 20 сентября последовала отставка канцлера Федора Ростопчина, вице-канцлер Н. П. Панин был еще раньше отставлен. Опять у руля новые люди. Уже в марте Александр и Константин два раза подвергались аресту, после которого повторно приносили присягу отцу-императору.
Примечателен изложенный французским эмигрантом графом Ланжероном разговор Палена с императором 9 марта 1801 года. Все происходило за три дня до убийства. Разговор этот, похожий на анекдот, изложен во всех учебниках. Я дам его с некоторыми сокращениями.
«9 марта я вошел в кабинет Павла в семь часов утра, чтобы подать ему, по обыкновению, рапорт о состоянии столицы. Я застаю его озабоченным, серьезным…
— Фон Пален, вы были здесь в 1762 году?
— Да, ваше величество. Но что вам угодно этим сказать?
— Вы участвовали в заговоре, лишившем моего отца престола и жизни?
— Ваше величество, я был свидетелем переворота, а не действующим лицом, я был очень молод, я служил в низших офицерских чинах в конном полку… Но почему, ваше величество, вы задаете мне подобный вопрос?
— Вот почему: потому что хотят повторить 1762 год.
Я затрепетал при этих словах, но тотчас же оправился и ответил:
— Да, ваше величество, хотят! Я это знаю и участвую в заговоре.
— Как?.. Что вы мне говорите?
— Сущую правду, ваше величество, я участвую в нем и должен сделать вид, что участвую ввиду моей должности, ибо как мог бы я узнать, что намереваются они делать, если не притворюсь, что хочу способствовать их замыслам? Но не беспокойтесь, вам нечего бояться: я держу в руках все нити заговора, и скоро все станет вам известно. Не старайтесь проводить сравнений между вашими опасностями и опасностями, угрожавшими Вашему отцу. Он был иностранец, а вы русский; он ненавидел русских, презирал их и удалил от себя; а вы любите их, уважаете и пользуетесь их любовью; он не был коронован, а вы коронованы; он раздражал и даже ожесточил против себя гвардию, а вам она предана. Он преследовал духовенство, а вы почитаете его; в его время не было никакой полиции в Петербурге, а нынче она так усовершенствована, что не делается ни шага, не говорится ни одного слова без моего ведома…
— Все это правда, — отвечал он, — но, конечно, не надо дремать».
Если быть уверенным, что такой разговор состоялся, хочется воскликнуть: «Ну и подлец, но какая выдержка!» Ясно также, что Павел знал о заговоре и целиком доверился Палену. Главное для меня в этом рассказе — концовка: «…я тут же написал об этом великому князю».
Александр уже поддался уговорам. Он согласен наследовать отцу, но он взял с генерал-губернатора клятву, что при перевороте жизнь отца не будет подвергаться опасности. Пален был во всем с ним согласен. А кто склонит Павла к отречению? Сенат. Сенат есть представитель народа, и отречение можно будет сделать без участия великого князя. Александр уже придумал, что отец будет жить в своем Михайловском замке, заниматься семьей, искусством, внуками, в конце концов. Он не видел ничего страшного в такой жизни, недаром он с ранних лет хотел для себя жизни частного человека.
Павел поверил заверениям Палена, но в тот же день, ввиду опасности положения, вызвал письмом опального Аракчеева, которому верил безусловно. Аракчеев сразу бросился в Петербург, но его не впустили в город. Он был задержан на заставе. Объяснение простое: генерал-губернатор Пален заведовал почтами, всякое сколько-нибудь стоящее письмо перлюстрировалось. Поэтому он дал четкий приказ — Аракчеева в Петербург не впускать.
Убийство
Заговорщики были готовы к действию, но не знали, как все произойдет. Точного плана практически не было, и они не раз спрашивали Палена: «А что делать, если царь откажется подписать бумагу об отречении?» Пален ни разу не дал вразумительного ответа. Произнесенная им пословица «Чтобы сделать омлет, надо разбить яйцо» — не в счет, это всего лишь формула речи. Пален все предвидел заранее, но он знал, что придется отчитываться перед Александром, поэтому ни разу не произнес слово «убийство».
Накануне была произведена перетасовка караула, замок должны охранять верные Палену люди. Последний сбор, последнее совещание и ужин, конечно. 11 марта ночью заговорщики собрались в саду Михайловского замка. «Надело пошли двумя группами», но группа Палена «заблудилась» в коридорах дворца. В покои императора вошло около десяти человек под предводительством адъютанта Преображенского полка Аргамакова.
Все офицеры были пьяны, за ужином хорошо выпили для храбрости. Павлу предложили подписать бумагу об отречении, он отказался. Кто именно был убийцей, сказать нельзя. Да они и сами не знали. Навалились скопом. Николай Зубов ударил императора табакеркой в висок, кто-то снял с себя офицерский шарф, им и удушили Павла. Перед смертью он крикнул: «Что я вам сделал?»
Льва Николаевича Толстого очень интересовала фигура Павла, он хотел написать о нем книгу, но так и не собрался, не получилось, да и материалов было недостаточно. Потом кое-какие материалы появились. В дневнике от 12 октября 1905 года Толстой написал: «Читал Павла — какой предмет! Удивительный». В другом месте Толстой дал Павлу I характеристику: «…признанный, потому что его убили, Павел, так же как его отец, был несравненно лучше жены и матери». И такая может быть точка зрения. После.
Ни Пален, ни Платон Зубов не присутствовали при самом убийстве. Позднее великий князь Константин будет повторять: «Я спал как сурок, я ничего не знал». Александр знал, поэтому вместе с женой провел всю ночь без сна. Об этой роковой ночи с 11 на 12 марта 1801 года очень много написано воспоминаний, в них масса разночтений, как, впрочем, и должно было быть. Кто первый сообщил об убийстве отца Александру? Из воспоминания КМ. Полторацкого:
«…я был счастлив его воцарением, я был молод, возбужден и, ни с кем не посоветовавшись, побежал в его апартаменты. Он сидел в кресле, без мундира, но в штанах, жилете и синей лентой поверх жилета… Увидя меня, он поднялся, очень бледный; я отдал честь, первый назвав его «Ваше императорское величество».
