Лана на это ничего не ответила, и Юра вынужден был продолжить сам:
– Ну что, придешь ко мне в гости? Ведь еще ни разу не была…
– Не была… – эхом откликнулась Лана.
– Так придешь?
– Приду… – еле слышно прошептала девушка. – Когда?
– Можешь прямо сейчас… – Голос Майорова тоже сразу сел.
– Какая у тебя квартира?
– Сорок седьмая, на втором этаже… Значит… я жду?
– Жди… – Лана никак не могла угнездить трубку на рычаг, руки неприятно дрожали. Девушка растревожилась, и было отчего: она еще ни разу не оставалась с молодым человеком наедине в квартире. Они встречались с Майоровым каждый день, но всегда на улице. Несколько раз, правда, ходили в кино. На сеансах сидели, держа друг друга за руки и мало понимая, что происходит на экране. Целовались в парках и подъезде Ланиного дома, но вполне пристойно, достаточно невинно и целомудренно. Молодые люди были так красивы и настолько нежны друг с другом, что любой из взрослых, застав их за поцелуями в подъезде, только пробормотал бы себе под нос что-нибудь вроде «где мои семнадцать лет?!» и пошел дальше, вспоминая собственную юность и сожалея, что она так быстро прошла. В квартире Майоровых с Ланой должно произойти что-то в принципе другое. Она и хотела этого, и боялась.
О том, чтобы объявить родителям, что она идет домой к Юре, не могло даже идти речи, поэтому, созвонившись с Ермаковой и перебросившись несколькими условными фразами, Лана сказала маме, что отправляется в гости к подруге.
– Ты погляди, какой дождь сечет! – отозвалась та, не отрывая глаз от капустного кочана, из которого намеревалась сделать голубцы.
– Мы не пойдем на улицу, – быстро ответила Лана. Ей казалась, что у нее даже голос изменился, но мама ничего не заметила, поскольку была очень занята капустными листами. Размышляла, отбить ли их толстые места молоточком для мяса или все проварится и так. Решив, что проварится, она спросила дочь:
– Что делать-то будете?
Лана, которая уже надевала в коридоре плащ, вздрогнула и тут же этого испугалась. Нормальные люди не вздрагивают от такого пустякового вопроса. Неужели она решилась на что-то неправильное… плохое… стыдное? Нет, этого не может быть! Они с Юрой любят друг друга, а потому ничего дурного между ними произойти не может.
– Будем готовиться к зачету по истории, а потом фильм посмотрим… Какую-то французскую комедию с Луи де Фюнесом должны показать… – ответила Лана. Голос ее окреп. Они с Юрой вполне могут и историю вместе почитать, и фильм посмотреть, так что она, возможно, не слишком кривит душой.
– К обеду-то придешь? – крикнула из кухни мама. Вслед ее словам до девушки донеслось звяканье деталей мясорубки.
– Ой, не знаю, мама… Материала к зачету очень много… – Лана вовсе не собиралась уходить от Майорова через какую-то жалкую пару часов. Когда еще выпадет такая удача, чтобы целый день не было дома его родителей!
– Ты гляди, не объедай там чужих людей! Дома голубцы будут и суп гороховый! Еще шарлотку сделаю… С Танечкой приходите потом… покушаете…
– Ладно! – уже с порога крикнула Лана и захлопнула за собой дверь.
– Пришла… – задушенным голосом проговорил Юра, как только увидел перед собой девушку, щеки которой пылали пожаром. Руки его заметно подрагивали, когда он помогал подруге снять плащ, и Лана четко осознала, что они сегодня не только не откроют учебника истории, но даже и фильма с де Фюнесом не посмотрят. Им ничего и никого не нужно, кроме друг друга.
– Разве я могла не прийти… – проговорила она и не узнала своего голоса. Он был странно низким и каким-то вязким. Казалось, что слова с трудом проходят сквозь щель рта. Сначала Лана испугалась того, что сделалось с голосом, поскольку это очень походило на симптом какого-то недуга, но через несколько минут поняла, что он ей просто больше не нужен, а потому сам собой свернул свои функции. Говорить им с Юрой совсем не надо. Сегодня они будут общаться другим способом. Каким же?
Девушка не успела продумать этот вопрос, потому что Юра притянул ее к себе, и она почувствовала на своих губах его чуть влажные теплые губы. Вот оно что! Вот каков будет их язык сегодня! Язык поцелуев! Язык прикосновений, нежных и ласковых! Или не очень ласковых? Почему-то Юрины губы прижимаются к ее губам уж очень сильно… Но разве это неприятно? Вовсе нет… Это странно… Очень странно и непривычно… И сладко… как же это сладко… И почему-то сделалось жарко внизу живота… Ощущение совершенно новое, необъяснимое… Боли нет, но боли сродни… Нужен какой-то выход из этого состояния… но какой же… Какой? Может быть, Юра знает? Его губы, которые всегда были прохладными, сейчас вдруг сделались горячими, его поцелуи жалят, будто укусы. Все лицо уже горит, шея – будто крапивой исхлестана. А губы занемели, как бывает у стоматолога, когда вводят анестезирующий препарат. Они кажутся толстыми, как сосиски, и уже ничего не чувствуют. Зато чувствует все тело… С низа живота жар поднимается все выше и выше, и вот уже вся Лана пылает, будто зашла в костер… Юра… Юра… Он ведь должен как-то облегчить это состояние сгорания, испепеления… Но все, что он делает, только поднимает температуру Ланиного тела. Да-да, он прав, одежда, конечно же, лишняя в такую нечеловеческую жару… Странно… вроде бы осень… но слишком жарко… слишком… Нет, теперь совсем не легче… Юрина кожа так же горяча, как Ланина, а может быть, еще горячее… Впрочем, уже невозможно понять, где Лана, где Юра… Да что же это такое? Она же сейчас просто взорвется! Юра! Юрочка! Да сделай же что-нибудь! Иначе не выжить… Не выжить! Да слышишь ли ты, любимый?!!
– Это что еще такое?!! – сквозь горячее марево услышала Лана. Она еще не могла сообразить, откуда в ее сознание проник этот вопрос, а тот, кто должен был облегчить ее сладостные страдания, не успев это сделать, уже оторвался от нее.
– Мама? – опять услышала Лана и наконец открыла глаза. Перед ними стояла женщина, до боли похожая на Юру, такая же голубоглазая, с копной темных волнистых волос.
– И не только мама! – жестко произнесла голубоглазая женщина. – Отец тоже здесь. В машине задержался. Сейчас придет сюда, а потому вам лучше немедленно одеться!
Только после этих ее слов Лана вдруг осознала, что лежит на диване перед Юриной матерью совершенно обнаженной. Ее тут же охватило таким холодом, что кожа покрылась отвратительными пупырышками. Вместо того чтобы начать одеваться, она пыталась как-то прикрыться руками, которые не слушались и совершали абсолютно бесполезные движения.
– Но… почему вы здесь? – деревянным голосом спросил Юра. – А как же юбилей тети Наташи?
– А у тети Наташи прямо при нас случился приступ аппендицита, и ее увезли в больницу! – ответила его мать. – Не до юбилеев ей нынче! Да и нам, похоже, не до праздников! – Женщина уселась на стул, бросила презрительный взгляд на Лану, которая наконец вспомнила, что одежда прикрывает тело куда лучше, чем дрожащие ладони, а потому судорожно натягивала чулки, и спросила сына: – Как давно вы этим занимаетесь?!
