— Внимание, не забывай о том, что я сказал. Не делай ничего, что могло бы меня разозлить, понял?
В его взгляде сверкнула дьявольская искра.
— Наша милая беседа останется между нами, не правда ли? Ты уже столько лгал Вере, что чуть больше, чуть меньше…
Я должен был срочно уйти, потому что мне безумно хотелось как следует врезать ему и продолжать бить и бить, еще и еще, чтобы заткнуть этому психу его поганую глотку, чтобы выплеснуть свой гнев и омерзение. Он надругался над нашей жизнью, и если я не хочу, чтобы дело дошло до полной катастрофы, придется мне присутствовать при гибели нашей семьи в качестве зрителя.
— Хорошего дня, — пожелал он.
Вместо ответа я хлопнул дверью. Что было глупо и смешно, но что еще я мог себе позволить?! До сих пор я не верил в существование преисподней и, выходит, ошибался, потому что сейчас я горел в адском пламени. Мне никогда бы не пришло в голову, что может существовать человек, подобный Тристану. Он хочет присвоить мою жизнь! И что это означает? Кто я такой, чтобы моя жизнь была такой вожделенной? Нормальный женатый мужик, с детьми, с самой что ни на есть обычной работой, в разгар кризиса сорокалетних. Почему это свалилось на меня? На нас? Месяцами Тристан водил нас за нос. И чем это кончилось? Отныне я не имею права защищаться, сражаться, чтобы спасти, сохранить и защитить свою семью от психопата, которого сам привел в дом. Если бы Тристан был нормальным, как я считал всего несколько дней — нет, часов — назад, я бы бился на равных, чтобы удержать жену, остаться отцом своих детей, но этот безумец связал меня по рукам и ногам. Он с самого начала все предусмотрел, все обстряпал. Я ничего не смогу сделать, мне придется пассивно наблюдать за тем, как он заглатывает Веру с детьми. Я даже не могу призвать Веру быть бдительной, потому что полоумным она сочтет меня. Не говоря уж о том, что она, возможно, полностью подпала под его влияние и в этом случае навсегда закроет для меня двери, так что я не смогу следить за тем, что там происходит. Я был совершенно оглушен и подавлен. Что мне остается, кроме как забиться в берлогу и ждать пробуждения от этого кошмара? Я мог напиться, чтобы все забыть и чтобы обо мне все забыли. Тристан только этого и ждет. Я знал, что он наблюдает за мной из окна своего кабинета и наверняка торжествует. Нет, я не позволю ему так легко выиграть! Не имея ни малейшего представления о том, как с ним справиться, я все же решил ни за что не упрощать ему задачу.
Наутро, ровно в восемь пятнадцать, я постучал в дверь нашей квартиры. До меня донеслись голоса детей, я улыбнулся впервые неизвестно за сколько дней и ощутил мощный прилив энергии, несмотря на то, что ночью не сомкнул глаз, старясь найти какую-нибудь уловку, чтобы обмануть бдительность Тристана и уничтожить его власть над нашей жизнью. Озарение на меня не снизошло, однако я принял решение: сделать все, чтобы Вера осознала, что ему доверять нельзя. Это риск, но тут уж ничего не поделаешь. Как я мог не предупредить ее об опасности, позволить бездумно ринуться в пасть зверя?! Она должна знать, что тот, кто планирует наложить на нее свои вонючие лапы, — последняя сволочь. Я обязан защитить ее любой ценой, я больше не имею права на ошибку. Вера открыла дверь, уже одетая, готовая идти в школу. У нее по-прежнему было нездоровое измученное лицо, и она, как мне показалось, удивилась, увидев меня. После ее ухода от меня при каждой встрече я должен был сдерживаться, чтобы не дотронуться до нее, не откинуть со лба прядь волос, не сжать ее в объятиях. И ежесекундно вспыхивал один и тот же неотвязный вопрос: она еще любит меня?
— Привет, — робко выдавил я.
— Ты пришел…
— Да…
Мне удалось поймать ее взгляд на несколько секунд, и я уловил в нем зарождающееся смятение. Но она отвернулась и разрушила чары.
— Ребята готовы.
— Папа! — закричали хором Эрнест и Виолетта.
Вовсе они меня не забыли. Они бросились ко мне, я подхватил малышей на руки, крепко прижал их к себе, зажмурился и вдохнул их запах. Через несколько мгновений я открыл глаза и встретил умоляющий, полный тоски взгляд Жоакима. Я опустил на пол младших и спросил:
— Что-то не так, Жожо?
Жоаким насупился:
— Мы опоздаем в школу.
Он повесил на спину ранец, поцеловал Веру и вышел на лестничную клетку, чтобы вызвать лифт. Я повернулся к Вере:
— Что с ним такое?
Вера возмутилась:
— А ты как думаешь? Ребенок не понимает, на каком он свете, на каком мы свете… — Она вздохнула и робко попыталась извиниться: — Прости, я не собиралась нападать на тебя прямо с утра.
— Ничего страшного.
— В котором часу мы возвращаемся? — спросил Эрнест, протискиваясь между Верой и мной.
Я вопросительно вскинул на нее глаза.
— После продленки, — ответила она и снова обратилась ко мне: — Вчера Тристан настоял на том, чтобы забрать их раньше, и повел на прогулку. Но я полагаю, что ты согласен со мной и мы не станем менять наш распорядок, который и так уже сильно нарушен. В любом случае, когда я вернусь на работу, им все равно придется ходить на продленку.
Я настолько сомневался в себе и в собственных ощущениях, что не понял, действительно ли она упомянула Тристана с раздражением. Неужто Вера тоже начинает спускаться с небес на землю и о чем-то догадываться?
— Нечего ему принимать решения насчет наших детей. Приведу их тебе, когда скажешь.
— Нет, я сама.
— Вера, ты больна, а когда ты болеешь, я забираю их из школы, ты же знаешь, мы всегда так делаем. Давайте, ребята, вперед!
Эрнест и Виолетта взяли меня за руки и потянули в лифт.
— Янис! — позвала Вера.
Я всмотрелся в нее, и ее невероятная хрупкость потрясла меня.
— Спасибо тебе, — выдохнула она. — До вечера, мои маленькие.
— До свидания, мама.
Она захлопнула дверь, не дав мне вымолвить ни слова. Пока мы шли в школу, Виолетта трещала без умолку, вцепившись в меня, словно в спасательный круг, Эрнест носился взад-вперед, а Жоаким угрюмо молчал. Только у школьных ворот он поднял ко мне свое грустное личико. Я поставил Виолетту на землю и присел на корточки поближе к сыну:
— Ты хочешь что-то сказать или спросить?
— Сегодня вечером придешь ты?
— Да.
— Честное слово?
— Конечно, я буду вовремя.
— Не Тристан придет? Ты правда обещаешь?
В его голосе явственно проступала паника.
— Есть какие-то проблемы с ним?
Он отвел глаза.
— Жожо! Ответь мне.
— Прости, папа, я не должен был ему звонить, когда мама заболела, но нам было очень страшно.
— Ты все правильно сделал. Не нужно винить себя, во всем виноват только я. Это все, что тебя беспокоит, или есть еще что-то?
